Вадим Макаренко

Из истории названий городов и сёл, связанных со становлением и развитием Государства Российского

М: Страдиз-Аудиокнига, Минувшее, 2012

Серия: Новая география Древнего мира

ISBN 978-5-902073-87-1

Страниц 184

Формат 60x90/16 (145х217 мм)

Тираж 3000 экз.

Переплёт Твёрдый

Аннотация издательства

Смысл многих исторических имен скрыт. Историки уже века спорят о значении имен Киев, Москва, Самара, Рязань, Смоленск. Автор пытается положить конец этим спорам, предложив способ (концепция этимологических рядов) выявления семантического и этимологического смысла топонимов. Киев, Самара и Кембридж – синонимы, это – города, поставленные на переправах. Современный русский язык сложился в XVI-XVIII веках, поэтому большинство наших собственных названий более раннего времени в его рамках невозможно понять без этимологического анализа.

Книга открывает новые направления исторического поиска. Она предназначена для тех, кто интересуется русской и мировой историей, исторической географией, русским языком, этимологией.

 

Несколько глав из книги и затем оглавление

Языковое единство многократно возникало и разрушалось в прошлом, существует сегодня и сохранится в будущем

Почему же не удалось О.Н. Трубачёву дать этимологическую трактовку топонима Киев (Смоленск и т.д.), который имеет достаточно надежную этимологическую легенду, сообщенную нам Нестором? Киев – «принадлежащий Кию» (Трубачёв О.Н. В поисках единства, с. 53), Смоленск – принадлежащий смолянам (там же, с. 153), – крайне бедная парадигма. Почему одни видят в топониме Кий широко распространённое имя, а другие считают, что такого имени не существовало? Причина этого в ограниченном представлении о языке наших предков – об историческом русском языке, которое они составили себе на базе некоторых жестких идеологических исторических конструкций, отражающих современное состояние языка, и именно эту идеальную конструкцию они пытаются обнаружить в глубине истории, но она не отражает реальных исторических событий, а искажает их, блокируя и этимологический поиск. Патриотизм состоит не в формировании идеального образа наших предков, а в том, что мы их любим такими, какими они были. Любим русский язык таким, каким они донесли его до нас и не стремимся задним числом облагородить, очистить и оградить его от некоторых, как кому-то кажется, «низких» наречий, сообразно своим представлениям о прошлом.

Русский язык не распадётся, не исчезнет и не станет хуже, если мы осознаем его реальные корни, он станет только богаче и сильнее, как Антей в объятиях Матери-земли. Мы должны перестать осознавать себя одиноким, реликтовым народом, а вернуться в свою цивилизационную и этнокультурную нишу, каким для нас является пространство Центральной Азии и Ближнего Востока до Индийского океана. У русского языка общие корни с курдским, турецким, персидским, греческим, арабским и многими другими языками народов Ближнего Востока и Северной Африки. Пора снять комплекс этнической чистоты, навязанный нам установками квазиевропеизаторов России, поскольку это – следствие интеллектуальной неполноценности, некорректности, а порой и просто научной недобросовестности. Были исследователи-борцы, которые много раньше понимали это. Они пытались отстоять свою позицию в неравном, но и в явно ненаучном споре со жрецами официозной науки. Большинства их имен мы не знаем, поскольку их стёрли из нашей памяти и из нашей истории. Нам предстоит вернуть их имена.

Идея языкового единства должна быть повернута не в прошлое, где оно многократно утрачивалось и вновь возникало, а в настоящее и ещё больше в будущее. Тем более, что изменения в языке народа, как и во времени, необратимы. Нельзя вернуться к старому языку, иначе как забыв нынешний и оживив мёртвый язык в качестве основного. В одну реку нельзя войти дважды, - это и о языке любого народа. На языке «Слова о полку Игореве» уже не заговорить, дай Бог, понять его и то, что им рассказано. Сегодняшнее единство русского языка есть отрицание его прошлого единства (состояния), которое отражают, доносят до нас исторические топонимы, бывшие лексически актуальными (понятными) ещё в XV-XVII вв. Это связано с этнической перекомпоновкой этноса, который сохранил название страны Русь, но стал иным.

Почему мы не удивляемся, что европейцы называют Московию татарской страной? Давно ли мы «растатарились»? Нам, в свете созданной и принятой в нашем обществе версии национальной истории, такая оценка сущности нашей этничности кажется неоправданным чужим преувеличением, односторонним взглядом, даже не требующим опровержения? А если это правда? А это – правда.

Язык в течение одного – двух поколений восстанавливает языковое единство народа, даже если разные этносы сплотились в единый народ (хотя часто политические причины делают эту задачу невозможной и возникший союз распадается), или закрепляет языковые различия, если это по-прежнему разные народы или если некогда единый народ раскололся.

Почему отсутствие в прошлом языкового единства – а такие периоды были, более того, это неизбежно при этнографическом развитии территории, на что указывают многие факты, – воспринимается О.Н. Трубачёвым как трагедия? «Что это за особость Новгорода, Новгородской земли, ее населения, ее языка, и как она сейчас видится нам ищущим единства? И не получим ли мы именно отсюда роковой ответ, что не было единства (курсив мой, – В.М.), а было что-то совсем другое? Ведь речь на этот раз идет уже не о единстве русского, украинского и белорусского языков. Нет, на карту поставлена идея единства самого русского языка как такового (курсив мой, – В.М.). Думая о единстве, занимающем нас, мы испытываем не одну лишь уверенность, но сознаем также и драматизм, потому что это единство сейчас приходится доказывать, идет ли речь то древненовгородском диалекте и его единстве с остальным русским языком, или о единстве культурного диалекта Древней Руси и нашего народного языка, или наконец о великом единстве всей русской культуры – древней языческой и – сегодня вот уже тысячелетней – христианской» (Трубачев О.Н. Указ. Соч., с. 16). Это – ложная посылка.

Представление русского единства как некоторого биологического единства (народ, как колос из зерна, как дуб из жёлудя) – это пережиток расовых теорий, а отсюда неизбежная тяга преувеличить автохтонность народа, т.е., с одной стороны, его древность, а, с другой, непрерывность и длительность его существования на данной территории. Максимум, что допускается, – это «мичуринская» прививка как типологическая идея. Допускаются рассуждения, что часть татар перешла на московскую службу, и была ассимилирована – Карамзины, Тургеневы, Салтыковы и др. Но с такими установками невозможно ничего понять в реальной истории появления современного русского единства. Нынешнее единство сформировалось лишь в XV-XVIII веках. И в далёком прошлом, и позже единство достигалось не только позитивными, мирными методами (через развитие единой культуры, сплачивание в общественных институтах в мирные и кризисные периоды); не обошлось и без насилия, уничтожения части несогласных, силового сглаживания различий, которые воспринимались как мешающие этому единству. Отсюда грандиозные социальные потрясения: Раскол, Смутное время, череда восстаний – Болотникова, Разина, Пугачева, Великая Октябрьская социалистическая революция; параллельно многовековое прореживание элиты (особенно элиты национальных меньшинств) в царское и в советское время, цензура, «русификация» (при своеобразном понимании русскости), другие события и методы укрепления или достижения единства, как его понимали в то или иное время. Это была порой ужасная, кровавая, но реальная история формирования современного этнополитического единства, которое каждый раз в новой своей форме отрицало предыдущие исторические формы этого состояния.

Но надо сказать, что не были татарами – в противоположность русским – представители ведущих фамилий Московского государства, это были настоящие русские люди, какими те этнографически и по языку были в XV веке. В известной поговорке, где говорится: «Поскреби русского – найдёшь татарина», – содержится лишь половина правды, потому что если поскрести татарина, то обязательно найдёшь русского.

И надо перестать делить Киев между татарами и русскими: это – общая история наших прадедов и прабабушек. На него будет ещё много и других претендентов, забытых нами родственников. Распад прежнего этнокультурного единства (существовавшего с XI по конец XV в., т.е. со Святослава по Ивана III) – на отдельно русских и отдельно татар – одно из негативных последствий формирования современного русского языкового и этно-культурного единства, складывание которого началось в XVI и завершилось в конце XVII – начале XIX в.

Главная национальная идея любой новой нации или любого нового этнического объединения (переформатированного объединения) – выработка национального единства, которое, прежде всего, является языковым единством. Возможно, что языковое единство будущей России снова будет включать в большем объёме восстановленные тюркские языковые и культурные корни.

Переславль

В отличие от топонима «Броды» его распространённый вариант – топоним «Переяславль/Переславль» (их несколько в исторической русской земле) – филологам так и не удалось расколоть. Причина в том, что он усложнён элементом, который мы уже встречали в хорватском топониме «Славонски Брод», но в случае с Переяславлем это не определение «славонски(й)», а вторая часть сложного слова – морфема «слав/славль», что создало дополнительные трудности. В результате затруднения в толковании вызывала как первая, так и вторая части топонима. Считается, что название города Переяславль происходит от выражения «переял славу» (См. Фасмер, Переяславль). Однако это чисто «народная этимология», несмотря на то, что она попала во все этимологические словари и учебники истории.

Краеведам прекрасно известно, что значительная часть населения Переславля кормилась от пролегавшего через него Беломорского торгового тракта. До строительства Северной железной дороги через Переяславль проходил кратчайший и самый удобный путь из Москвы к Волге и далее к Архангельску и Холмогорам. Город стоял на переправе, на важном торговом пути, т.е. там, где можно было контролировать переправу и, как минимум, значительную часть этого пути.

Топоним Переяславль имеет свои прямые аналоги в других славянских землях. Например, Вроцлав (стар. русск., Бреславль; польск., Wrocław, нем., Breslau, сил., Wrocłow, н.-сил., Brassel, лат., Vratislavia, Wratislavia) – историческая столица Силезии, один из самых крупных и самых старых городов Польши, расположенный на обоих берегах среднего течения Одры, на Силезской низменности. Бра́слав (белор., Браслаў) – город на северо-западе Белоруссии, административный центр Браславского района Витебской области. Бра́цлав (укр., Брацлав, польск., Bracław, Браславль) – посёлок в Немировском районе Винницкой области Украины на правом берегу реки Южный Буг, при впадении в него реки Пупывка. Когда Брацлавом владели поляки, он был главным городом Брацлавского воеводства, которому принадлежали восточная часть Подолии и юго-западная часть Киевской земли. Варианты этого топонима есть в Болгарии – Велики-Преслав (до 1878 года Эски-Стамбул, т.е. старый Стамбул), в Германии – Прензлау (Prenzlau) и в Словакии – Братислава.

В основе первой части этих сложных слов лежит корневая морфема «pir(a)/пьра» (курд., мост), «перайос» (др.-гр., находящийся по ту сторону), «перайоо» (др.-гр., переезжать, переплывать, переправляться через что-то). Этот же корень и в слове «брод» (т.е. место, где возможна переправа), только несколько измененный фонетически (п =>б). Хотя собственную этимологию этих базовых слов (т.е., почему брод и переправа восходят к корню «п-р/б-р» и какой в нем глубинный смысл) нам ещё предстоит найти.

В русском языке сохранилось слово «паром», которое сейчас означает средство, на котором осуществляется переправа через водное препятствие: «пором, паром - род. п. -ома, укр., блр. пором, др.-русск. поромъ, болг. прам, сербохорв. см. образ, род. п. см. образ, чеш. prám, слвц. prám, польск. prom. Родственно др.-исл. farmr "груз, ноша, тяжесть, содержимое", д.-в.-н. farm, ср.-в.-н. varm "челн, паром", далее сюда же греч. περάω "проникаю, прохожу", πορθμός "место переправы, пролив; переправа, переезд", д.-в.-н. faran "ехать" (см. переть, пру)» (Фасмер, Пором). У него есть близкий английский вариант «ferry» (англ., перевозить), оба слова входят в один кластер с греческим глаголом «φέρω/феро» (др.-гр., нести, приносить, переносить).

К этому кластеру топонимов относится Пермь на Каме, чье имя, правда, пытаются выводить из вепсского языка, а она тёзка не только Прамы в республике Коми, но и итальянской Пармы, стоящей на реке Парма, где финно-угров, а не то, что вепсов, отродясь не было. Этот же корень в названии малоизвестного села Перкино на реке Цна, стоящего там, где ее берега соединяет невысокий мостик. К ним примыкает деревня Перегино на реке Ловать, когда-то центр Перигинской волости, а ныне незначительное поселение в Поддорском районе Новгородской области. В этом же ряду топоним Першино. Последний весьма распространен. Этот топоним встречается на реках Смоленской (Новодугинский район на реке Лужня), Пермской, Екатеринбургской, Курганской и других областях.

Этимология всех этих названий также порождает только вопросы, хотя состоит из регулярных очень распространённых в топонимах морфем. «Пер-» – это мост, переправа, а морфема «-кино/-гино/-шино/-зино» со значением земля, место, представленная в Перкино/Перегино/Першино, важна ещё и тем, что входит в большой слой исторических топонимов с базовой морфемой «-кино». Она привычна для нас в своей более известной и прозрачной форме – «-тина» в названиях Палестина, Аргентина и др. У нас в России эта морфема широко представлена в названиях тысяч населённых пунктов, например, Останкино, Редкино, Брыкино, Княгинкино, Кувезино, Ратчино, Гатчино/Гатчина.

Очевидное – невероятное

Еще более удивительно, что «брод, переправу» не опознают в функциональных топонимах Брест (на Буге, Белоруссия), вместо этого связывая имя города с вязами (См. Фасмер, Брест-Литовский), или Брянск (на Десне, Россия), заводя вопрос в полные дебри: «из *Дьбряньскъ, ср. дебрь» со ссылкой на упоминание в Ипатьевской летописи какого-то Дебрянска (См. Фасмер, Брянск).

Нынешний областной город Брянск (а Брянск – это распространённый топоним) начинался как небольшой город. Сейчас это – крупный железнодорожный узел: через него проходят линии на Москву, Киев, Харьков, Гомель, Смоленск, Орёл и Вязьму, по которым осуществляются пассажирские и грузовые перевозки. Здесь же развязка стратегических, международных автотрасс.

Отсутствие убедительных этимологий топонимов привело к тому, что обычно профессиональные географы крайне скептически относятся к попыткам разъяснения топонимов, считая это занятие чистой спекуляцией. Но, когда вы объединяете эти слова в кластер (своего рода лингвистическое уравнение), т.е. рассматриваете их как варианты фонетического изменения одного исходного корня, то становятся неприемлемыми объяснения смысла топонима Переславль как «переял славу» или попытки трактовать болгарский Велики-Преслав как «преславный». Топонимы начинают раскрывать свой семантический, а затем и этимологический смысл.

Безусловно, в отношении города Славонски Брод надо заметить, что, если бы современное название реки Сава (серб., словен., хорв., Sava, венг., Száva), на которой стоит город, не утратило свой звук «л» и продолжало бы по-прежнему звучать как «Слава» (а именно этот вариант былого произношения её имени сохранился в названии города; частично отзвук этого пропавшего звука «л» присутствует в венгерском варианте гидронима, где есть отсутствующая в других вариантах буква «z»), то и весь топоним выглядел бы более понятно и традиционно: Брод на Славе, или просто Братислава, т.е. буквально: переправа через реку.

Но сегодня и с Братиславой на Дунае не меньше проблем, чем с Переяславлем на Трубеже. Сейчас название Братислава принадлежит только столице Словакии, а в X веке так по-латински звучал ныне польский Вроцлав (на Одере). Вроцлав называют городом ста мостов, но это справедливо и в отношении Братиславы. Несмотря на то, что практически все, кто пишут о Братиславе, подчеркивают, что город является перекрестком торговых путей, принято считать, что смысл его названия – «братская слава». При этом обычно подчеркивают, что своё нынешнее имя город получил в 1919 году. Последнее замечание может ввести в заблуждение, поскольку топоним Братислава – это не неологизм, а, скорее всего, одно из исторических названий города, а вот нынешнее толкование его имени – чистая народная этимология.

Топонимы, пока они не утрачивают смысл, живут, как обычные слова, в том числе бывает, что их переводят полностью или частично (если это сложные слова, или словосочетания), на более понятный новым поколениям язык. Это порой дает ключ к пониманию исходного смысла топонима. В частности нынешняя Братислава вначале называлась Пресбург/ Pressburg, затем она была переименована в Прешпорок/Prešporek, т.е. «через порог», а с приходом венгров – в Пожонь/Pozsony. Старые районы Братиславы называются Русовец, Чуново, Ружинов. Все эти имена, так или иначе, относятся к понятию переправа. Есть созвучная венгерскому названию нынешней Братиславы польская Познань, старый город на реке Варта (притоке Одера), центр исторического Великопольского воеводства, важный транспортный узел.

На примере Братиславы мы видим, что этнолингвистическая история территории пишется многими красками, лексические мазки – этнические маркеры – прихотливо ложатся друг на друга или друг подле друга, отражая с той или иной полнотой лингвистическую и этнографическую историю территории, которую благодаря этому мы можем реконструировать. Глядя на топонимы Европы, о ее народах и языках можно повторить то, что сказал Э.О. Мандельштам о русском языке и русском народе, и что нам надо хорошо понять: «Русский язык точно так же, как и русская народность, сложился из бесконечных примесей, скрещиваний, прививок и чужеродных влияний» (Мандельштам О.Э. О природе языка, с.58). Всё то же самое в Европе: все ее языки сложились уже после XV века, и являются по сути новообразованными, т.е. креольскими, несмотря на всю экзотичность для Европы этого термина.

Как найти корень в топониме Стамбул?

Этимология Стамбула до сих пор была не раскрыта, хотя есть все предпосылки для этого. Главное то, что это название повторяется в регионе, как минимум, трижды: сам нынешний Стамбул и два Эски-Стамбула (один в Турции на Анатолийском берегу, другой в нынешней Болгарии). Но даже это не помогло исследователям понять, что Стамбул – это функционально мотивированное имя.

По поводу этимологии «Стамбула» путеводители не выходят за пределы объяснений, что слово образовано якобы «от греческого “стан полин” – что означает просто “город”». При этом им не удается понять даже морфологическое членение слова. Фасмер дает свой вариант толкования смысла и, естественно, свой вариант морфологического членения слова, но он также образован от второй части топонима «-бул», которая понимается как производная от греческого «полис» (город): «из нов.-греч. Στημπόλι (стэмболи) от выражения είς τήν Πόλιν (эйс тэн полин, где «эйс» - это предлог «в». – В.М.) «в город» (под городом подразумевался Константинополь)» (Фасмер, Стамбул).

На деле, «Истамбул» – это трансформация слова «Al Tanbul», попавшего в тюркский язык из арабского языка (но не арабского слова, которое в арабском языке звучит как «хамлидж») и утратившего в качестве топонима своё семантическое значение «переправа». Изначально оно, видимо, читалось: «Ит -Тамбул». В конечном итоге, слово стало звучать как «Истамбул». Двойное «тт» превратилось в «ст», поскольку турецкий язык, как и греческий, испанский или русский, не поддерживает двойные согласные, отсюда диссимиляция, т.е. разуподобление звуков, чтобы сохранить смысл, передать отзвуки грамматического значения. Затем название опростилось до Стамбула, т.е. артикль окончательно слился с основой слова.

Похожая слившаяся со словом приставка-артикль (=проклитик) сохранилась в топониме Измир, который имеет ещё один вариант произношения – Смирна (оба в Турции). Ещё более очевидна эта трансформация на широко известном, но почему-то неиспользуемом примере превращения греческой Никеи в османский Изник; а также в турецком варианте произношения названий стран или исторических провинций: Испания/по-английски Spain/Спейн – Ispanya; Швеция – Isveç; Шотландия – Iskoçya – Soti/Sotimaa (эст., Шотландия); Скандинавия – Iskandinavya; Славянин/Славянка – Islav. Ныне украинский город назывался Искоростень, но затем утратил приставку-артикль и превратился просто в Коростень (на реке Уж, притоке Припяти). Т.е. очевидно, что сравнивать надо однопорядковые и, кстати, относящиеся к одному периоду появления слова, не считая топоним Стамбул уникальным ни семантически, ни морфологически. Это позволит найти правильное морфологическое членение слова и понять его семантический и этимологический смысл.

Вторую часть слова «-бул» в топониме Стамбул можно соотнести как с греческим «полис» (город), так и с иранским словом «пул (таджик.)/поль (фарси)», означающим мост. Кстати, русское слово «пол» (др.-русск., поль), забранная досками, замощенная поверхность в доме, явно иранского происхождения. Возможно, что и французское «pont/пон», т.е. мост, отсюда же. В этот ряд входит и тюрское слово «сал» (тюрк., плот; паром; сплав леса; деревянный помост, настил из бревен).

В некоторых исторических топонимах Ирана, например, в топониме Нишапур, присутствует эта же морфема «поль/пул/пур», но ее смысл утрачен (древний топоним пытаются объяснить из имени сасанидского шаха Шапура), поскольку давно уже никем не вспоминается название протекавшей здесь и давно пересохшей реки, водами которой монголы в свое время затопили город: «К сожалению, старый Нишапур с его знаменитым медресе был стерт с лица земли в XIII веке во время монгольского нашествия. Тогда, мстя за убийство своего полководца, монголы перегородили дамбой русло реки – и для великого города повторились дни Всемирного потопа. За семь суток вода смыла весь Нишапур, сровняв его с землей». Напор воды уже тогда был, видимо, не очень сильным, поскольку понадобилось 7 дней, чтобы город был затоплен. Парадокс состоит в том, что этот город в дальнейшем утратил былую значимость, поскольку из-за изменения климатических условий лишился былого обеспечения водой.

Похожая судьба постигла и другой город с аналогичным функциональным корнем «-пур» Фатепур/Fatehpur (Индия, штат Андхра-Прадеш), отстроенный монголами и практически сразу заброшенный, великолепный по своей архитектуре город-призрак. От времени Великих Моголов в Индии и Афганистане остались топонимы с морфемой «-пур» – Джайпур, Удайпур, Джодхпур.

Тёзки Стамбула

В турецких реестрах с 1573, 1585 и 1620 годов на месте нынешнего болгарского города Велики-Преслав на реке Голяма-Камчия стояло село Эски-Стамболчук (Стари-Стамбул, Эски-Стамбул). Топоним «Стамбул» указывает на функциональное название населённого пункта, располагавшегося на переправе. Причем Эски-Стамболчук вначале явно был небольшим и далеко нестоличным городом. Об этом говорит суффикс «-чук» в топониме (аналогичный уменьшительно-ласкательному суффиксу «-чик» в русском языке или «-чек» в татарском).

Позже благодаря археологическим достопримечательностям, обнаруженным в этом районе, город был отождествлен с летописной болгарской столицей Преслав и в 1878 году переименован в Велики-Преслав. Примечательно то, что и Стамбул, и Преслава имеют одно этимологическое значение – переправа, хотя и происходят от различных корней, но эта их синонимичность до сих пор не была осознана.

Еще одно название в этом же районе – крепость Шумла на реке Боклуджа (Поройна) недалеко от Эски-Стамбула (известна под именами Шумна, Шумулар, Сумунум и, разумеется, в последние века турецкого владычества и сейчас как Шумен) – указывает на существовавшую в ее районе переправу через реку. Шумен является важной железнодорожной станцией на линии София – Варна. Этимологически название Шумла/Шумен родственно Стамбулу, но ещё ближе оно к ныне украинским Сумам и азербайджанскому Сумгаиту.

Итак, историческим корнем топонима Стамбул является «тан/там/сам/сум», что вводит этот топоним в большую семью слов, близких по звучанию и одинаковых по значению. Благодаря этому появляются у Стамбула города-тёзки. Это, прежде всего, наши «Тамбов» (созвучный, по Фасмеру, мордовскому слову «морд. Э. Tombal’-, tombal’e «на другой стороне, по ту сторону», морд. М. Tombal’e – то же, морд. Э. Tombal’ej, морд. М. Tombal’i «на другую сторону, на ту сторону, через» [См. Фасмер, Тамбов.]), «Тамань», «Тюмень» и финский «Тампере»: у всех общая начальная морфема – «Там/Тюм/Тон». Тамань и Тамбов, стоящие по соседству в словаре Фасмера, так и не опознаны как этимологически, да и семантически родственные слова. Все названные города, как и Стамбул, расположены на переправах. Стоит отметить, что финнам смысл топонима Тампере также не понятен, как туркам – смысл Стамбула и как нам – значение Тамбова, но те, кто в свое время назвал эти далекие друг от друга города, понимали, судя по их правильному использованию, семантическое значение этих слов.

Тамбов (1636) стоит на реке Цна (притоке Волги, Россия). Тамбов – крупный железнодорожный узел на линии Мичуринск – Саратов. Город особенно интересен в нашем разборе тем, что вначале он писался как «Тонбов». Он унаследовал имя и функцию от населённого пункта, уже имевшегося в этом районе.

Аналогично: Тамбовка в Амурской области, Тамбовка в Астраханской области, Тамболес в Нижегородской области. Близки к этому корню и город Темников на Мокше в Мордовии, Мелля-Тамак на реке Мелля, а рядом Тлянче-Тамак в Татарстане. Есть на Чуйском тракте перевал Чике-Таман, что пытаются переводить как «прямая подошва», но здесь издавна (10-12 вв.) проходила важная дорога, поэтому что «Таман» – проход, перевал.

Этот же корень и в топониме Тюмень, важном транспортном узле на реке Туре, притоке Тобола (сейчас на пересечении с Транссибирской магистралью). Город был поставлен на мысу (=косе), ограниченном с запада рекой Тюменкой, с востока – Турой: «Лета 7093 (1586) посланы воеводы с Москвы Василий Борисов Сукин, да Иван Мясной, да письменный голова Данило Чулков с тремя сты человек, поставиша град Тюмень июля в 29 день, еже Чимги слых…». Так, Чимги, или Чимги-Туры (буквально: крепость на переправе; сравните с топонимом с тем же корнем Чимкент, или, как сейчас произносят, Шымкент, в Узбекистане), превратился в Тюмень, сохранив свой изначальный и тогда ещё понятный основателям русской крепости смысл – город на переправе. Получается, что название было просто переведено на тогдашний русский язык, или русифицировано, хотя стоит признать, что отличие Чимги-Туры от Тюмени невелико.

Явно, что русские в XV-XVII веках говорили на языке, в котором был большой активный пласт лексики, которую мы сейчас называем тюркской, поскольку они прекрасно понимали тюркские корни слов. Последующее становление современного русского языка привело к тому, что говорящие на нём люди перестали понимать тюркские корни, а воспринимают слова тюркского происхождения как семантически исключительно русские, т.е. в рамках значений, закрепившихся за ними в современном русском языке, т.е. как 100% русские слова, какими они по происхождению не являются. Это прекрасно видно на примере глаголов «брать», «собирать», а также отглагольных существительных типа сбруя, которые стали этимологически непрозрачными. М. Фасмер беспомощен в толковании глагола «брать», т.е. выделять, выбирать один или часть предметов из ряда или из их совокупности. Странно, но и английский глагол take (англ., брать) совпадает в звучании с числительным teke (турк., один, одинокий, разовый).

Естественно, что, не поняв этимологии слова «брать», невозможно дать трактовку слову «сбор», т.е. соединение, поскольку в основе его тюркское числительное «бир/Бер» (=один, единица). Конечно, слово «сбор» связано со словом «брать», но надо объяснить, как связано. Фасмеру это не удаётся: «сбор - др.-русск., ст.-слав. съборъ συναγωγή, σύνοδος, έκκλησσία (Остром., Супр.). От беру (см.)» (Фасмер, Сбор).

Ещё хуже со словом «сбруя»: «Сбруя (уже у Котошихина 52), диал. зброя – то же, донск. (Миртов), укр. збруя. Возм., заимств. из польск. zbroja "вооружение, снаряжение", которое могло бы быть связано с сербохорв. см. образ "число" (первонач. "надрез"), а также с брить, брею и родственными (см. на последнее слово, а также Бернекер 1, 87), ср. Желтов, ФЗ, I, 1876, вып. 4, стр. 39; Грот, Фил. Раз. 2, 306 и сл.; Брюкнер 668; Преобр. I, 244.)» (Фасмер, Сбруя). Здесь опять и упоминание глагола «беру», и по созвучию, но не к месту у Фасмера всплывает глагол «брить», а затем к месту, но без должного комментария польское слово «zbroja» с более широким значением, чем в русском слове «сбруя» значением, - «вооружение, снаряжение». Сбруя – это упряжь, т.е. то, что соединяет части конского боевого снаряжения. Основа корня «бр**» (в слове «сбруя») = основе корня «пр**» (в слове упряжь), и оба эти корня восходят к идее целого, соединенного, замкнутого (т.е. застегнутого ремнём) в некоторое единое, целое, которая заложена в числе «бир/бер» (=единица, один).

Топонимические параллели требуют иначе взглянуть на освоение территории Северо-западной Евразии приходившими сюда большими и маленькими отрядами переселенцев. Непросто прочертить этнографически обоснованные изономии, но, например, города Стамбул, Тамань, Тамбов, Тампере, Тюмень и другие варианты топонимов с этим корнем, которые образуют одну изотопонимию, требуют существенного уточнения этнографической истории освоения этих территорий.

Кстати, тамбовская река Цна по своей фонетике – это практически Сена, а сам Париж содержит морфему, дающую основание считать его городом на переправе, а о его географическом положении нечего и говорить. Эта же морфема и в нашем топониме Пермь. Можно высказать крамольную гипотезу, что этимологически смысл имён Кия, основателя Киева, и Париса, нежеланного сына Приама, был одним и тем же. 

От Стамбула к Кембриджу и Самаре

Корневую морфему «там/тюм/тим», варианты которой мы встретили в топонимах Стамбул, Тюмень, Тампере, Тамань, непросто опознать в топонимах Самара, Чимкент, или даже Кембридж/Cambridge, поскольку меняется начальный согласный звук. Но все же он меняется в направлении хорошо прослеживаемого регулярного чередования.

Отличие Кембриджа и Самары от Тюмени и Тамани не только в звучании корневой согласной, но и в том, что Кембридж и Самара – сложные слова. Это видно непосредственно в топониме Кембридж, а вот то, что Самара сложное слово, нужно доказывать.

Английский топоним Кембридж созвучен армянскому слову «камурдж» (арм., мост). Это созвучие важно, поскольку никто не отрицает, что топоним Кембридж прочно связан со словом «мост», но в английском слове «Cambridge» лингвисты слово «мост» видят только во второй части сложного слова. Обычно корень «Cam-» из сложного топонима «Cambridge» считают названием реки. Для нас же принципиально важно, что слово «Кембридж/Cambridge» является не просто сложным словом, а билингвой. Начальная морфема топонима «Кембридж» совпадает с корневой морфемой турецкого слова «kemer/кемер» (турк., азер., ремень), которое находится в одном этимологическом кластере со словами: keman (тур., скрипка), kement (турк., аркан).

В этот же кластер входит слово «цемент», т.е. соединяющий, связывающий, хотя Фасмер не дает адекватного толкования этому слову: «Цемент – род. п. -а. начиная с Уст. морск. 1724 г.; см. Смирнов 321. Через нем. Zement – то же из лат. caementum "тесаный камень" от caedō "бью, тешу, отесываю". Едва ли через польск. cement, вопреки Смирнову (см. Горяев, ЭС 404)» (Фасмер, Цемент).

Слово «Кембридж» морфологически и семантически близко к греческому слову «сюм-мигнюми» (др.-гр., соединять; соединяться; иметь сообщение, связь). Греческое слово – сложное, оно начинается с морфемы «сюн/сюм», одним из значений которой является предлог «с, вместе» (σύν/сюн). Вторая часть слова «мигнюми», в которой основа – «миг», означает соединять, соединяться, совокупляться, как и английское «bridge», входящее в один кластер с английским «brace» (браслет).

Одно из отглагольных образований – «συμ-μιγής/сюм-мигэс» (др.-гр., смешанный, соединенный) – вполне могло трансформироваться со временем в языках, производных от греческого, в «Сам-марос/Самарос/Кам-марос/Камарос Комарно/Комарово» или в «Камурдж/Ка(м)-мурдж», «Кем-бридж» со значением «мост, переправа», которое очевидно в отношении всех этих топонимов.

Этот по типу топоним обнаруживается в Средней Азии: «Третья переправа называется Кара Камар (курсив мой. – В.М.) и расположена  на границе Узбекистана и Туркменистана на расстоянии 60 км от Термеза» (Камалиддинов Ш. Историческая география Южного Согда и Тохаристана по арабоязычным источникам IX – начала XIII вв., Ташкент, 1996). На Чуйском тракте (Алтай) есть Комаринский перевал.

Так, очень распространённый в исторической России топоним «Комарово» связан с переправой и является производным от этой греческой основы. Населённые пункты с этим названием обладают рядом характерных для такого типа поселений характеристик. Показательна сейчас практически заброшенная деревня Комарово в Вяземском районе Смоленской области России. Сейчас население смоленской деревни Комарово – 35 жителей (2007 год). Расположена она 8 км севернее автодороги М1 «Беларусь». На юго-восточной окраине деревни железнодорожная станция Туманово на линии Москва – Минск, которая явно была когда-то частью этого поселения.

Она входит в состав Тумановского (топоним Тумановский, изначально однокоренной с Тюменью и Таманью, но из-за утраты прежнего смысла искаженный в поисках «народной этимологии» в Туманово) сельского поселения. Хотя корни всех этих названий: Комарово, Тумановский район/Вяземский район, Смоленская область,– образованы от разных слов, они имеют одно общее для них значение – переправа.

Правда, сейчас даже семантическое, а не только этимологическое значение этих слов неясно носителям русского языка. В русском языке этот топоним народная этимология сблизила с расхожим словом «комар», казалось бы, неотрывным от деревенской жизни, а вот похожее словацко-венгерское «Комарно/Комароме/ранее Коморн» так и осталось уникальным, без ясных ассоциаций. Есть словацкая деревня Комаров, которая организована так, что попасть в нее и выбраться из нее можно только по мосту.

Из этого же кластера и большое село Кимры (ранее Кимерка, Кимрка) на Волге при впадении в нее с левого берега реки Кимера (этимологический аналог реки Самары). Этим селом когда-то владели весьма высокородные хозяева (бояре Лыковы, Салтыковы, Головкины). В Кимрах сейчас мост через Волгу. Шумерля (вариант топонима «Семерле», который в свою очередь по созвучию производят из чувашского «семер», т.е. бить, ломать; шуметь, бушевать) на Суре при впадении в нее Шумерлинки в нынешней Чувашии – также один из вариантов этого топонима. Шумск на реке Вилия (Тернопольская область, Украина), важный узел дорог, где четыре раза в год шумела ярмарка, но его название определяется не шумом ярмарки, а переправой в этом месте. И даже горный хребет Шумава в Чехии: несмотря на неприступность гор, здесь в Средние века находилась система торговых дорог, так называемая «Золотая тропа».

Есть, наконец, Кемерово, важный ж/д и дорожный узел на правом и левом берегах реки Томь в месте впадения в неё реки Искитимки. Этот топоним, несколько отличаясь фонетически от Комарово, является в остальных отношениях его полной калькой.

И у Гомера «киммерийцы» живут у переправы. В этом плане этноним «шумеры» очень близок к «киммерийцам».

Звук «Ш» сложный, в некоторых языках он трансформировался в «Ч», чаще в более простую «С», порой «К», но иногда его произносят и как «Д» или «Дж». Например, Камышлы (сейчас Сирия) соотносится с понятием переправа. Это слово с уже понятным нам корнем «кам-(варианты в других языках: кем-/сам-/сум-/сим-/чим-…)» связано с узбекским вариантом произношения слова «ремень» – «кайиш/qayish» (узб., ремень), «qā(y)īš» (курд., кожаный ремень, пояс, лента, привод), в котором вторая согласная «й» весьма неустойчива и может превращаться в других языках или при заимствовании слова (топонима) и в звук «м», и в звук «л», и в звук «р». В русском языке ремень обозначался словом «кушак», которое воспринимается как заимствование: «Кушак – др.-русск. кушакъ (Домостр. Заб. 29, 89, 175 и сл.; Хожд. Котова 95 и сл.), укр. кушак. Из тур., крым.-тат. kušak – то же, kušamak "подпоясывать" (Радлов 2, 1025 и сл.) см. Mi. EW 149; TEl. l, 338; Доп. 2, 154; Маценауэр, LF 9, 40» (Фасмер, Кушак). И ремень и, кушак фактически требовали пояснения: «подпоясаться ремнем», «подпоясаться кушаком», а вот слово «пояс» было самодостаточным, хотя по использованию оно ближе к слову «полоса» (например, пояс черноземных земель), от которого оно и происходит.

По-латышски «пояс» – это «josta» или «zona». Первый вариант и фонетически, и морфологически идентичен «куш», «кушак», а второй «zona» восходит к морфеме «сам/кем/кан/зон».

Латышский вариант слова «ремень» – siksna (латыш., ремень) – фонетически близок к «кайиш», он также как и корень со значением «верёвка» в других языках стал основой для образования топонимов со значением «на переправе»: Шексна (Шекснинский район) на Шексне (приток Волги), транспортный узел на пересечении железнодорожных (станция Шексна), автомобильных (на шоссе Вологда – Новая Ладога) и водных (пристань на Волго-Балтийском водном пути) путей; и посёлок Шексна (Кирилловский район, в центре очень небольшого района находится Кирилло-Белозерский монастырь, стоящий на берегу Сиверского озера) в Вологодской области.

Этот корень сильно распространен в мире. В частности, можно привести в пример «catēno» (лат., связывать, сковывать), слово явно вторичное, поскольку дифтонг «ш» упростился в «т», но этот дифтонг ещё сохраняется в слове «catholica» (лат., совокупность, вселенная). Смешно и обидно, когда прозвище братьев-близнецов Castores (лат.), бывших неразлучными, объясняют как производное от слова «бобр», а не как «связанные, скованные (между собой)».

Необходимо понять, что, несмотря на различия между словами, имеющимися в разных языках, как и в одном и том же языке, перед нами варианты одного и того же корня, а не пытаться каждый из этих топонимов понять через призму языка того народа, который в данный момент составляет большинство на этой территории.

Правда, известный из популярной песни посёлок Комарово в Ленинградской области назван в честь академика В.Л. Комарова. Поэтому нельзя судить огульно, скопом о даже на 100% идентичных с точки зрения лингвистики топонимах. Надо каждый раз убедиться, есть ли необходимые экономгеографические условия, чтобы идентифицировать топоним со значением «переправа».

И всё-таки Киев

Киев связан со словом «лодка» («чёлн»), поскольку созвучен со словом «каек» (татаркс., лодка; чёлн). Парадоксально, что это слово «каек» созвучно в татарском языке со словами, означающими разную степень свойства, т.е. связи с семьей жены/мужа: каенага (kaj-en-aga. – В.М.) – старший брат муж или жены, каенана (kaj-en-ana. – В.М.) – свекровь или теща, каене – деверь, и т.д. В лакском языке слово «kujaw», даргинском языках – «kujav» означают «зять» (степень свойства), киргизы произносят его «киёбола/киё-бола».

В балтийских языках семантически аналогичный корень: «лит. žéntas "зять", связано чередованием с лтш. znuôts "зять, свояк", греч. Γνωτός (гнотос. – В.М.) "родственник, брат", др.-инд. jñātís "родственник". Далее, вероятно, с первонач. знач. "знакомый" – к знать (см.); см. Mi. EW 401; В. Шульце, KZ 63, 113; Кипарский, Neuphil. Mitt., 1942, стр. 113 и сл. Другие связывают zętь с к. *ĝen "рождать"; см. Траутман, BSW 370; Шрадер, IF 17, 18 и сл. (со знач. "сородич" или "родитель")» (Фасмер, Зять).

В обоих случаях базовый корень означает связь, связывать, связанный, а это, в свою очередь, характеристика и «переправы». Никто не будет отрицать, что такова была функция Киева при его возникновении.

В древнеисландском языке топоним Киев так и звучит Kænugardr, где «gardr» – город, а «Kænu» – определение функции этого города. В исландском звучании Киев/Kænugardr созвучен в первой морфеме Каневу (на переправе, но ещё не град), другой важной переправе ниже по течению Днепра. Топоним «Kænugardr» построен по одной модели с Самбатас/Самватас, т.е. является его калькой. В исландском варианте топонима просматривается латинский корень «jungo» (лат., соединять, связывать, сочетать, перебросить (построить) мост через реку… сочетать браком).

От «кий» до «зять» линию провести можно: «Зять – род. п. зятя, укр. зять, блр. зяць, др.-русск. зять, род. п. зяти νυμφίος…, болг. зет "зять, жених", сербохорв. "зять" – то же, словен. zèt, род. п. zéta, др.-чеш. zĕť, род. п. zěti, чеш. zeť, слвц. zat’, польск. zięć…» (Фасмер, Зять). Сюда же можно добавить и курдский вариант: zāvā/ zāwā (курд., жених, зять), за которым стоит обширный пласт индоиранской лексики (авест., zāmātar-, др.-инд., jắmātar – зять, и др.). Но это очень сложно сделать в рамках фонетического ригоризма, а главное при отсутствии конструктивной гипотезы, без которой вообще невозможно научное исследование.

Академику Трубачёву, кроме этого, мешала ещё и излишняя патриотичность и приверженность к концепции языковых семей с достаточно жесткими границами между ними, а также идея глубокой по времени автохтонности славянского населения в Европе. Это делало для него невозможным признать наличие параллелей и прямых совпадения между русскими и иранскими формами.

Историки и филологи установили, что Киев – это не уникальное, а функциональное название. В.А. Кучкин пишет: «С. Роспонд обратил также внимание на то, что в различных славянских странах встречаются поселения со сходными названиями: Киево (Польша), Кийово (Словакия), Киёво (Сербия, Хорватия). Названия эти не единичные, а неоднократно повторяющиеся. Невозможно думать, что все такие поселения были основаны одним человеком. Но, может быть, существовало несколько людей с именем Кий? Однако имени Кий, Кый не зафиксировано ни на Руси (за исключением легендарного летописного Кия), ни в других славянских странах. В польском языке сохранилось слово "Куява", означающее "песчаный холм". Исходя из всех этих фактов, С.Роспонд пришёл к обоснованному выводу, что своё название город Киев получил не от личного имени, а от топографического термина» (Кучкин В., Где и когда был основан Киев).

Кучкину оставалось чуть-чуть, чтобы понять, что этот топографический термин означал «переправа, перевоз», тем более что и в летописях так и писали: «на перевоз на Киев» (Трубачев О.Н. В поисках единства. М., 1997, с.53). Отсутствие запятой (которых тогда не ставили) между уточняющими членами предложения не позволило ни Трубачеву, ни Кучкину, ни многим до них понять, что перевоз = Киев, т.е. Киев – это и есть перевоз, переправа. Отсюда: «Язык до киева доведет».

Академик Трубачев вслед за многочисленными своими предшественниками не нашел другого варианта перевода слова «кий» в общеславянском ареале как «дубина, орясина» (Трубачев О.Н. Там же), а жаль.

Однако, поскольку имени Кий, Кый не зафиксировано, это даёт повод сомневаться в том, что такое имя существовало. Но, если отбросить гиперкритицизм, которым грешит нынешняя традиционная наука, то это – основание предположить, что за долгие годы имя, которое звучало раньше как Кий, приобрело несколько иное звучание. У него должно быть вполне нормальное значение. «Орясина» (О.Н. Трубачев) как выдвинутая (не без юмора) гипотеза малопродуктивна, хотя, наверно, хороша как средство в споре. Если говорить о современных именах, то можно предложить имена Кузьма (как производное от Кий) и Игнат/Гнат (как семантически близкое ему) могут быть связаны с легендарным Кием.

Имена Кий, Кузьма сопоставимы со словами «кузен (cugino, итал., kusine, датск., kuzyn, польск.)» (двоюродный брат). Также стоит подчеркнуть, что «Св. Кузьма считается покровителем брака (куёт свадьбу [лучше сказать: «вяжет». – В.М.])» (Фасмер, Кузьма). Имя Кузьма было широко распространено, и не только в славянском мире, как его очерчивает О.Н. Трубачев. Соответственно, и топонимы нужно смотреть по всему миру, как минимум, начиная от Кантары недалеко от Каира, где поблизости было найдена знаменитая хазарская переписка.

В этот же кластер входят слова «кужель, кужень - "прялка", укр. кужіль, кужелина, болг. къжел, сербохорв. кужељ, чеш. kužel – то же» (Фасмер, Кужель). Сюда же относится, несмотря на путаные и необоснованные возражения О.Н. Трубачева, «нем. Kunkel "прялка" (от ср.-лат. conucla)» (там же). Почему-то Фасмер (или все же Трубачев?) возразил против связи с русской куделью: «Правдоподобнее сближение с кудель (Бернекер 1, 598), но ž нельзя объяснить из d (курсив мой. – В.М.). Ср., впрочем, горномар. kΩndzalä "льняные, конопляные очески" (Рамстедт, Btschr. Spr. 62)» (там же).

Вообще-то требуется объяснить появление в русском языке слова «кудель» со значением, отличным от слова «прялка». Это могло произойти только как перенос прежнего звучания слова на новый предмет и, соответственно, некоторое изменение звучания слова и его семантики. В русском языке под словом «кудель» понимают пучок исходного материала для прядения, но не саму прялку или пряжу.

Ещё из слов, приведенных в словаре Фасмера: куна – «диал., "охапка", кунка "пригоршня", болг. кунка "пригоршня, запястье"; см. Бернекер 1, 644. Неясное слово» (Фасмер, Куна III), кунак - «из тур., кыпч., чагат., казах. konak "гость", тат. kunak (Радлов 2, 909); см. Преобр. I, 412. См. конак» (Фасмер, Кунак). Кантеле – из музыкальных струнных инструментов. Среди топонимов масса примеров, начиная с Кижей и заканчивая Кожухово и Кузьминками.

Имя Игнат (с метатезой в первом слоге) означает «свой, родной», т.е. это вариант имени Геннадий, а не «незнакомый», как напрямую пытаются толковать имя Игнат. Итак, современное звучание имени древнего князя Кузьма, а его варяжская калька – Игнат/Гнат или, точнее, Кнут.

Это имя вполне прозрачное, но современные филологи, с молодых ногтей насквозь проникнутые гиперкритицизмом, не могут воспринять адекватно сохранившуюся информацию. Один из них с недоверием пишет: «У Свена Аггесена (конец XII в.) находим интересное объяснение датского имени Кнут. Объяснение стоит на грани этиологии и ложной этимологизации (курсив мой. – В.М.), так как связывает значение имени не с деятельностью носителя, а с обстоятельствами его рождения (это, скорее, мотив из сферы мифологии, а не из сферы ученой традиции, если, конечно, применительно к данным предметам их следует разделять). Датская принцесса Тора (речь идет о полумифических временах) спросила у своего мужа, как ей следует назвать их будущего ребенка, на что тот ответил: "Пусть мать после родов вспомнит о своем поясе" (т. е. о девичьем поясе, символе невинности, который развязал ее муж). Она так и сделала – назвала младенца Кнутом, "намекая на слово "узел"» (др.- исл., knútr "узел").

Таким образом, имя Кнут Свен Аггесен производит от существительного «узел». Дано оно было якобы потому, что Тора родила принца Кнута (согласно Свену, первого носителя этого имени) вследствие того, что потеряла невинность. Поэтому по просьбе своего мужа она включила в имя ребенка напоминание об этом событии, назвав его в честь узла на поясе невинности, того узла, который впервые развязал ее муж» (Рыбаков В.В. Этимология личных имен в ранних датских хрониках).

В древности имена были обычно парными – мужскими и женскими, можно предположить, что имени Кий как его женская форма соответствует имя Зоя, а Игнату/Гнату/Кнуту – Зинаида. Имена Зоя и Зинаида имеют другую трактовку, но обе они крайне неубедительны.

Не стоит преувеличивать исключительно скандинавскую природу имени Кнут, есть греческие слова, восходящие к слову «один»: «ενίζω/(г)енидзо» (др.-гр., устанавливать единство, класть в основу мира единое начало), «ενότης/(г)енотэс» (др.-гр., 1. единство 2. соединение). Другое греческое слово из этого ряда «κοινός» (др.-гр., 1. общий, касающийся всех, принадлежащий всем, распространяющийся на всех. 2. равный, одинаковый 3. родственный). Эти греческие слова созвучны с др.-исландским словом «узел». У исландского слова есть 100% греческий аналог «ζώνη/зоне»: 1. (женский) пояс (носимый вокруг талии; Слово входит в состав устойчивых выражений: «распускать девичий пояс»; «выходить замуж»; «зачать сына»; «носить под сердцем, т.е. носить в чреве»; «разрешиться от бремени» 2. брак, бракосочетание, свадьба 3. (служил иногда для хранения денег) пояс, кошель 4) (мужской) пояс.

Поняв этимологически существо имени Киева как города на переправе, а реально это его качество вряд ли кто-нибудь оспорит, легче согласиться и с очевидными деталями, а именно: что Копырев конец в Киеве – это район, который примыкал к мосту, а его название идет от корня, который легко заметить слове «копрю» (турк., мост). Правда, признав это, мы как бы допускаем перекос в тюркскую сторону, которого так боялся академик Трубачев, но это – другой вопрос, а вот укроп, с которым академик связал название этого района (там же, с.61), хорош для засолки огурчиков, объяснять же им название городского района можно только от сугубой безысходности.

 

Содержание

Слова, которые мы уже не понимаем

Корень корню рознь

Почему так много городов на переправах?

Поиски утраченного смысла

Не всякий брод сразу найдешь

Переславль

Очевидное – невероятное

Разные названия одного и того же объекта – реки

Фонетические мутации

Боровицкие ворота

Изборск

Чередование «в/б – к/г» (кое-что об особенностях словообразования)

Обороты в топонимах

Совпадения топонимов Кересть и Кередж

Приближаемся к ключевому слову

Многие переправы отмечены славой

Курск на речушке Кур, Ружаны на Ружанке, Бердск на Берде,

Яранск на Ярани, Фес на Фесе

Откуда слово «парламент»?

Этимологические корни

Колпино

Как найти корень в топониме Стамбул?

Тёзки Стамбула

Ям

Таможня и Камер-коллегия

Темница и Тьмутаракань как однокоренные слова

От Стамбула к Кембриджу и Самаре

От моста к горбу (постепенное закрытие этимологии слова)

Смоленск

Симферополь

Странная морфема

Как мы утратили чувство языка

Кембридж

Билингвизм

Самолёт, да не тот

Самаритянке было привычно помогать путникам

Следы исчезнувших речек и переправ в городах

Таинственная Тмутаракань

Крепость

Охта и Охотный ряд

Сарапул – Череповец

Предлог «Через»

Черкизово

Кирза – слово греческое

Иваново

Ивантеевка

Верёвка – strikes

Мост – от определения короткий? Нет, со-единяющий

Табуированная лексика изначально безобидна

Сугубая парность и единство множества

Дельта и длань

Пятиречье, или дельта в горах?

Гидроним Десна в России

Шуя или Шат?

Идеологические ограничения

Ключевой корень

Большой кластер

Мостить значит связывать

Греческий базовый глагол: «сюн-армодзо»

Забытое звучание

Невезучие созвучия

Как много в этом звуке для слуха русского

Гвоздь

Киев-Самбатас

И все-таки Киев

Корректировки

Товарищ

Мост, ведущий в Рай, – тоже переправа

Остров Кий на Белом море

Дербент

Смена названий с сохранением их смысла

Тузла в Керченском проливе не из соли, а из песка

Ярмо

Стереотипы скрывают топонимы

Чередование начальных согласных

Кишинёв и Кашира и Чита

Симонов монастырь

'Восточный опыт

Чьи корни?

Странный топоним Заруба

Зарайск

Осётр – Сестрорецк – Кострома: разные мазки одной краской

Загадочный гидроним Охта

Москва

Ещё один вариант корня переправа

Саратов, Саранск, Сараево

Бухарест

Гипотеза – необходимая часть этимологического исследования

Струнные инструменты

Один, цельный, связанный – этимологический смысл слов «мост», «переправа»

Этимологические таблицы

Один, единица

Первый

Раз

Сам

Тьма, тагма

Кол, целый

Производные от понятия один, целое, единое, единственное

Слова, родственные этимологически, семантически,и близкие фонетически

Топонимы, родственные этимологически, семантически, и близкие фонетически

Этимологическая таблица (этимологические ряды).

Часть 1 (1-5)

Этимологическая таблица. Часть 2 (6-9)

Этимологическая таблица. Часть 3 (10-12)

Этимологическая таблица. Часть 4 (13-15

Этимологическая таблица. Часть 5 (16-19)

Этимологическая таблица. Часть 6 (20-23)

Языковое единство многократно возникало и разрушалось в прошлом, существует сегодня и сохранится в будущем.