АСХ
Занимательная орнитология
Нет, я не покушаюсь на основы орнитологии. И не собираюсь оспаривать написанное Линнеем или Бюффоном. Я, если честно, вообще ничего не смыслю в птичьих "эмбриологии, морфологии, физиологии, экологии, систематике и географическом распространении". Поэтому все, что будет написано ниже, тянет лишь на занимательную (читай – более популярную, чем научную) орнитологию, в чем я сразу и признаюсь. Поэтому в контраргументах, ежели таковые будут, прошу Дарвином хреновым или Бремом недоделанным не называть.
Итак, птички. Вернее – их названия. А еще вернее – только их названия. Без всяких там метафор и аллюзий. То есть значение слова "дятел" в сообщении персонажу о том, что он полный козел, рассматриваться здесь не будет. Также не будут приняты во внимание значения слов "сокол" и "голубь" в женских откровениях по Фрейду типа "сокол ты мой ясный" и "голубь мой сизокрылый". И уж совсем на совести русского народа и за пределами описания останется бесптичье, на котором и жопа соловей.
Птахи, птички… короче, "летучие животные в перьях", как их определяет со свойственным ему гламурным юморком старина Даль. Откуда брались их названия в русском языке? Иногда, конечно, заимствовались. Например, колибри и альбатрос – явные засланцы в славянской языковой среде. Но чаще все же крылато-пернатых обзывали каким-нибудь привычно-понятным русскому человеку образом. Если птичка отличалась своим ПЕНИЕМ, то могла стать и ПЕНКОЙ. Если выделялась цветом, то называлась МАЛИНОВКОЙ. Если вызывала противоречивые чувства постоянным стуком а-ля ДОЛОТО, то нарекалась ДЯТЛОМ. И т.д. и т.п. Все логично и прозрачно.
А теперь посмотрим, как получали свои имена птицы английского языкового пространства. Начнем, пожалуй, как раз с дятла.
Слово woodpecker появилось в английском языке очень поздно – только в 1530-м году. А что же до начала 16-го века? Неужели лесных стукачей в Англии не существовало? Неужели настоящий британец не мог аж до царствования Генриха VIII оценить все прелести долботерапии? Нет, эти опасения, слава Вышним, напрасны. Были в аглицких лесах дятлы, были. Только языковая память о них сегодня осталась лишь в диалектах, да в учебниках по орнитологии. Оказывается, в некоторых областях Англии дятла до сих пор называют yaffle (как вариант – yafful, yuccle и даже ickwell/eccle), а во всяких книжках о птичках можно встретить такое имя, как зеленый дятел, он же yaffil (yaffle). Oxford English Dictionary утверждает, что слово это такое древнее, что истинный смысл его погребен во мгле веков, однако скорее всего, по мнению OED, речь должна идти о звукоподражании. Что ж, господам из Оксфорда, конечно, виднее и слышнее. Однако мы, со всей нашей непролетарской прямотой, должны заметить этим сэрам, что либо у английских дятлов поголовно наблюдаются "фефекты фикции" (а иначе в чем выражается звукоподражание?), либо у местных филологов-этимологов что-то "божественное" происходит со слухом. Нет, я, конечно, всякое видел и слышал, но дятла, выводящего звук "йафл-йафл", – никогда!!! А с другой стороны: что же еще остается бедным аглицким лингвистам? Ведь если поскрести слово yaffil, оно будет так сильно напоминать одно сильно родственное русское слово, что откреститься от этого родства будет невозможно. Что ж, если господа британцы не хотят работать скребком и кисточкой, придется нам поработать за них. Единственным кажущимся камнем преткновения при переходе YAFFIL в ДЯТЕЛ является сдвоенное F в середине. Однако ничего сверхъестественного в этом переходе FF-Т нет. Точно такой же переход мы видим при сопоставлении английского CUFF и русского КУТ. Английское слово якобы произошло от какого-то средневекового латинского cuffia (то, чем покрыта голова), родственников и предшественников которого "ищут пожарные, ищет милиция…". Боюсь, правда, что искать будут очень долго, ибо русский язык считают вторичным по отношению к латыни и германским. Именно поэтому слова КУТЬЯ, КУТ и КУТАТЬ всегда будут оставаться вне поля зрения западных филологов. А зря.
Ровно так же будет оставаться вне понимания глагол BUFFET, происходящий от французского BUFFE (удар), которое сильно смахивает на русское БИТЬ. А до слова CLIFF (скала), которое является однокоренным с русским КОЛОТЬ, боюсь, очередь не дойдет никогда. Про AFFRAY, которое всего лишь ОТОРОПЬ, просто молчу (лишь в скобках замечу, что в английском языке родственное прилагательное afraid никогда не употребляется, в отличие от других прилагательных, перед существительным; хоть бы задумались господа лингвисты, отчего такая ерунда произошла). Из веселых слов со сдвоенным F можно вспомнить еще COFFIN, который в старофранцузском приобрел значение "гроб", и это значение плавно перекочевало в английский. А пошло все от латинского cophinos (корзинка), которое от созвучного греческого слова с тем же значением, а этимология последнего, как водится, неясна. Зато, как назло, подставив Т, получаем русское слово КОТОМ(К)А, происходящее от "катать". Надеюсь, доказывать, что котомка и есть корзинка, нет надобности. Но вернемся все же к птичкам, вернее – к дятлу. А еще точнее – к слову yaffil. Заменив FF на Т, получаем что-то типа ЯТЕЛ. Вот, леди и джентльмены, до чего могут довести простое русское слово английские диалекты.
Однако, к счастью, на английских диалектах свет клином не сошёлся. Остались еще на островах люди, говорящие на нормальном, человеческом английском. На языке, в котором нет никаких yaffil"ов, зато есть всякие hen"ы (не путать с Xen"ами), heron"ы (не от того, что жизнь плохая), swan"ы и прочие goose"и, которые вышеупомянутым swan"ьям вовсе не товарищи.
Слово HEN (курица) считается исконно германским. Наверное, так оно и есть. С точки зрения великой науки германистики придраться не к чему. Однако в русском языке есть слово КАН (индюк), от которого имеется целый ворох производных слов: канка, каненок, каня, канята, канчата (цыплята), канина и т.д. И по Фасмеру "производить это слово из фин. kana "курица"… неправомерно ввиду отсутствия рассматриваемого слова в с.-в.-р. Невозможно и заимствование из нж.-нем. ku^n, ku^nhan (Бернекер 1, 479) по фонетическим причинам." Таким образом, выясняется, что заимствование из германских или финно-угорских не сильно возможно, и слово это, скорее всего, исконно русское, в отличие от более позднего "индюк".
Но если hen еще хоть как-то можно подтянуть к теории абстрактного общего наследия, то со словом heron (цапля) такого фокуса не проделать никогда. Французское hairon, из которого появилось английское слово, имеет в своей основе индоевропейское *qriq-, что уже весьма показательно. А вот древнеанглийское hraga, к сожалению, не дожило даже до среднеанглийского периода. А жаль. Хотя основа все та же – *qriq-. Короче, переиначивая русскую присказку на виртуальный манер, куда ни клик, всюду "крик". Простое такое и незамысловатое русское слово. Или кто-то готов оспаривать исконную славянскость слов кричать и крик? Можно, правда, предложить еще одну версию, не укладывающуюся в "индоевропейский" *qriq-. В русском языке известен глагол "крякать", который Даль отделяет от глагола "кричать". И этому кряканью родственны утка-кряква, крячок (малая чайка), крехтун (боровой кулик, слука, вальдшнеп) и крятун (ворон). Но и тут французскому hairon"яке этимологически ловить нечего, а уж английскому – и подавно!
Следующая звонкая этимологическая песня – практически лебединая. Слово SWAN (лебедь) возводят к индоевропейской основе *swon-/*swen- "to sing, make sound" (т.е. петь, звучать, производить звук). Жаль, не идут дальше. А могли бы, могли. Ведь, посмотрев на голландское zwaan или древневерхненемецкое swan, легко догадаться, что первый звук в слове – звонкий. И речь должна идти не просто о "произведенном звуке", а о ЗВОНЕ! Вот что лежит в основе имени птицы – ее ЗВОНКАЯ песня.
Еще одной английской птицей, лишенной собственного голоса, стал зяблик. По-английски эта птичка называется finch. Британские этимологи предполагают, что finc (так было в древнеанглийском) – это имитация пения зяблика. При этом тут же ничтоже сумняшеся указывают родственником FINC"а… русскую ПЕНКУ!!! Кто бы, как говорится, сомневался. В очередной раз подтверждается соответствие древнеанглийского F русскому П, но это уже практически общее место. Самое же главное, что в русском языке слово ПЕНКА мотивированное! И родственно слову ПЕНИЕ, которое от глагола ПЕТЬ. А что же в английском? Только имитация. И отнюдь не пения птицы. Им, англосаксам, всё равно, а нам за зяблика обидно. И за пенку, конечно, тоже.
Но больше всего, конечно, обидно за ласточку. Она, как какой-нибудь суровый нелегал, живет в Англии уже много веков под чужим именем. Сегодня ее зовут swallow, а в прошлой жизни (древнеанглийской) она была SWEALWE, то есть Соловьева. Но английскому Тому, Дику или Гарри выговорить, а тем паче запомнить простую русскую фамилию проблематично, вот и стал у них СОЛОВЕЙ ласточкой. Так и живут. Хорошо хоть, с крокодилом в свое время не перепутали, а то было бы прям, как в анекдоте про обкурившегося Чебурашку: "Ген, а Ген, а крокодилы летают?..". Кстати, Фасмер в статье о соловье пишет, что "нет основания… сравнивать с д.-в.-н. swalawa "ласточка", др.-исл. svala – то же, англос. swealwe, вопреки Сольмсену (AfslPh 24, 575 и сл.), Торбье-Ёрнссону (I, 26), Хольтхаузену (Awn. Wb. 290)". А почему, собственно, "нет оснований"? Основания-то есть. Единственное, что останавливает честного человека Максимилиана Романовича Фасмера, это необходимость объяснять потом, как откровенно славянское слово оказалось в германских языках, а не наоборот. Отсюда и сказки про отсутствие оснований при упоминании тут же имен филологов, которые такие основания находят. Но эти господа, видимо, предполагали заимствование из германских, а Фасмер, полагаю, прекрасно понимал, насколько глупо объяснять исконно славянское мотивированное слово через то, что в германских языках является лишь набором звуков.
Вообще, конечно, Фасмер – это сила! Вот, к примеру, что он пишет о слове СТЕРК: "…"белый журавль", тоб. (ЖСт., 1899, вып. 4, стр. 511), стерх, сте?рех – то же, астрах. (Даль), сте?рха – то же, колымск. (Богораз), др.-русск. стьркъ "аист" (Срезн. III, 587), ст.-слав. стръкъ (Супр.), болг. стрък, штрък (Младенов 698), сербохорв. штр?к, словен. str?k. …В случае допущения заимствования из герм. возникают трудности фонетического характера, вопреки Уленбеку (AfslPh 15, 491), Соболевскому (AfslPh 33, 480), Клюге-Ге?тце (597), Суолахти (Vogeln. 368). Тогда осталось бы неясно -ьr- (-еr-). Обратное направление заимствования – слав. > герм. – необоснованно (Соболевский, ЖМНП, 1911, май, стр. 165). Мысль о заимствовании русск. форм на -х- из языка немцев Поволжья (Кипарский 162) исключается ввиду широкого распространения этих форм в русск. Лит. star?kus, ster?kus, starkus "аист" заимств. из ср.-нж.-нем. stork (Альминаускис, 119), а не родственны этому последнему, вопреки Зубатому (там же)." К написанному Фасмером добавить практически нечего. Из германских заимствование невозможно по фонетическим причинам, в древнерусском СТЪРКЪ = аист. А теперь вопрос на 5 с плюсом: а как же по-английски аист? Еще не догадываетесь? Естественно, так же, как в древнерусском – STORK (древнеанглийский вариант – STORC). При этом аглицкие этимологи предполагают, что имя свое аист-stork получил из-за своей гордой осанки, так как stear на древнеанглийском означало "твердый, несгибаемый, сильный". В какой части аиста аглицкие ученые углядели "твердость и силу", я не знаю, но такое уж у них орнитолого-лингвистическое виденье. А нам гораздо проще принять и понять то, что пишет Фасмер: "Далее сближают с торча?ть, сторча?ть и близкими формами (Зубатый, Wurzeln 23; Кипарский 162; Штрекель у Пайскера 62)." Ведь именно эти слова до гениальности просто и точно описывают главную особенность поведения аиста – стоять как бы торчком, т.е. сторчь (см. словарь Даля).
Но всякие там прямые и косвенные лингвистические свидетельства романистам-германистам не указ. Поэтому иногда они просто-напросто закрывают глаза на те факты, которые никак не укладываются в железобетон традиционной теории. А факты все равно выпирают. Как, например, в случае со словом grouse (шотландская куропатка). Появившись в английском весьма поздно (первое упоминание – 1531 г.), grouse изначально имело значение "птица". При этом господам лингвистам этимология слова, как это часто случается, не ясна. Но ведь это лукавство, чистопородное лукавство! Как может быть не ясна природа слова grouse, если даже в горячо любимой всеми филолухами латыни было слово graculus (галка)??? Или этимологам неведомы фонетические законы, по которым латинское слово могло перетечь в английское? Или они никак не могут объяснить, куда и когда исчезла середина латинского слова? Впрочем, может быть, дело обстоит проще, и наши учёные друзья знают язык, в котором такие пертурбации имели место, но очень боятся его назвать? Если всё-таки не знают, то плоды просвещения будут горьки и несъедобны для прогермански настроенных особ, которым да будет ведомо, что в великом и могучем есть слова граять, гаркать, гракать и каркать, т.е. шумно играть, оглушая криком; говорится о птицах (Даль). А ещё в русском языке есть слова грай, грач и грасовяк. Сравните, например, последнее со словом grouse, и все профессиональные лингвистические построения рухнут как карточный домик.
Да, ещё пара слов о грачах. В современном английском эта птичка называется rook, а вот англосаксы знали ее под именем HROK. Не забавно ли? Ведь по-белорусски ворон (т.е. та же птица вороньего роду-племени, что и ГРАЧ) до сих пор называется ГРАК. Впрочем, и русское слово не далеко улетело от этого самого ГРАКА.
И уж совсем никуда не смогли улететь английские голуби. Несмотря на попытки отправить с ними латинскую почту или сделать из них старофранцузское жаркое. Как этих зобастых ни гоняй, все равно отовсюду летят лишь славянские пух и перья. В современном английском для голубя есть два имени – pigeon и dove. Первое взято из старофранцузского языка, второе – из древнеанглийского (с оговоркой, что в чистом виде слово dufe- нигде не встречается, оно есть только в составных, сложных словах и обозначает далеко не голубей; так, например, dufedoppa – это пеликан). А вот единственное слово, которое в англосаксонском однозначно имело отношение только к голубю, – это CULUFRE, произошедшее, как утверждают этимологи, от латинского COLUMBA. А теперь посмотрим на это словесное чудо в перьях внимательно и сравним побуквенно с русским словом ГОЛУБЬ. От того, что в латинском добавилось М, менее схожими слова явно не стали. Но русский голубь получил свое название оттого, что имеет вполне определенную, явно выраженную ГОЛУБУЮ окраску или ГОЛУБОЙ отлив. Кроме того, читаем Фасмера: "Заимствование из лат. columba невозможно фонетически, вопреки Турнайзену (GGA 1907, 805), Шрадеру – Нерингу (2, 514), Соболевскому (РФВ 71, 441); см. против – Перссон 943…". Таким образом, получается, что сначала появился цвет, потом отличительный признак птицы, а уж потом заимствование названия. Тут уж, как ни крути, не будет латинянам этимологического счастья. Большой привет их знаменитому Голубе Христофору!
Французский PIJON (слово 13-го века), превратившийся затем в английского pigeon"а, заслуживает отдельного жизнеописания. Это слово этимологи выводят из латинского pipionem – squab, young chirping bird (т.е. неоперившийся голубь, молодая щебечущая птичка). Что ж, пипионем, так пипионем. Значение, правда, какое-то странное и размытое, но чего в языке не бывает? Однако мне искренне думается, что русское ПТАШЕНОК или близкие слова из группы ПТАХ (птаха, пташка или пташечка ж. пташенок м. (птенец), потка, поточка ж. птух м. -ха ж. сиб. твер. птушка, -шечка, кур. птяха, птюха, пск. твер. птица, птичка; церк. птичица, птичище, птичищ, птищ; тамб. вят. мтаха, мтах; пичуга, пичужка – см. словарь Даля) гораздо ближе к ядру французского слова, чем "нечто молодое и щебечущее" с невразумительной семантикой.
Весьма сомнительно и отнесение ястреба по имени HAWK (древнеанглийское прозвище – HAFOC) к группе слов, идущих от корня *gabh- (хватать). Впрочем, если аглицкие этимологи имели в виду, что ястреб – настоящий ХАПУГА, я бы сильно возражать не стал. Но этого слова, как и многих других славянских с основой ХАП, западные лингвисты не знают. Зато они точно знают, что родственником британского ястреба является русский малый ястреб по имени КОБЕЦ. Ну и на том, как говорится, большое спасибо. Еще бы чуть-чуть напрячься и узнать, что в русском языке есть слово КОБЬ (ворожба, гадание по птичьему полету), от которого, собственно, КОБЕЦ только и мог произойти (иначе был бы каким-нибудь хапцом или хапугой). А Фасмер вообще доносит до нас сакральное знание о том, что "лат. сарus "ястреб", саруs – тоже следует отделять от ко?бец, поскольку они заимств. из этрусск. (ср. Вальде--Гофм. 1, 164)". Везде, понимаете ли, эт-русский язык мешается, просто никаких человеческих сил не хватает это выдерживать! А когда обращаются к этрусскому, это уже звучит как приговор латыни: просто полный КОБЕЦ!
Источник - http://www.newparadigma.ru/engines/NPforum/read.aspx?m=140462