Кирилл Люков

 

В.Я. Брюсов – поэт, писатель, гражданин

 

Валерий Яковлевич Брюсов (1873-1924) – один из интереснейших художников рубежа XIX-XX веков, и русского символизма в частности. В основном мы знаем его как русского поэта начала XX века, выделяя тем самым лишь одну сторону его литературного облика. Но роль Брюсова в развитии русской литературы определяется не только его главным делом – лирической поэзией, но и творчеством, окружающим и дополняющим его лирику: художественной прозой, очерками, переводами, критическими и теоретическими статьями, наконец, драматургией. Далеко не одна только литература составляла область его интересов.

Недаром уже тогда на него писали эпиграммы:
Математик и поэт,
Но философ страстный.
Что ж, феномен он? О, нет -
Лишь хвастун ужасный.[0]

Видимо, это "хвастун ужасный" сильно задевало самолюбие Брюсова, ведь он действительно равнó интересовался математикой, философией и поэзией, пожалуй, математикой даже больше поэзии. Ещё в школьные годы Брюсов имел твердое намерение поступать на математический факультет.

Противоречивые характеристики дают ему современники: "Поэт без поэзии, пророк без вдохновения. (…) Писатель без инициативы. (…) Илот искусства, труженик литературы. (…) Поэт-педант (…), поэт-библиотекарь. (…) Преодолённая бездарность" [1], или: "Поэт – божьей милостью", "самый культурный писатель на Руси" [2], "единственный великий русский поэт современности (…), безумие, наглухо застёгнутое в сюртук" [3], "великий мастер русского Возрождения" [4], "человек, одержимый (…) тихим безумием писательства" [5].

Интересно описывает Брюсова Андрей Белый: "Можно было подумать: в почтенное место являлся сюртук в… чёрной маске: историка, пушкиноведа или латиниста (…)" [6]. Каждый из "новых поэтов" как бы постоянно носил маску, а то и не одну, и трудно было понять, где он настоящий, а где – сам себя играющий. Стремление соединить жизнь и творчество, столь характерное для символизма, влекло его к актёрству перед самим собой и окружающими, и здесь в ход шло всё: от откровенного эпатажа, или того, что воспринималось таковым (вроде одностишия Брюсова "О закрой свои бледные ноги" [7]) в творчестве, до странных выходок и мистификаций в жизни.

Но никогда не позволял Брюсов этим играм подчинить себя, увести в сторону, всегда помнил о своей главной цели. Цель эта была проста, и высказал он её в 1893 году: "Вот программа этого года:

1) Выступи на литературном поприще.

2) (…)

3) Блистательно кончи гимназию.

4) Займи отдельное положение в университете.

5) Приведи в порядок все свои убеждения". [8]

Брюсов, особенно в юности, обладал чрезвычайно завышенной самооценкой. Так, в 1894 году полагал, что он "один в цел<ом> мире идиотов. М<иропольск>ие! И<ванов> [имеется в виду "музыкант – символист" Алексей Иванович Иванов, – К.Л.] и Ем<ельянов-Коханский>. Дур<аки> – бездарност<и>! Поэты – хахаха! Символисты – хахаха!" [9]. Показателен случай, описанный Брюсовым в письме к знакомой, где он рассказывает о том, как вмешался в уличный скандал, когда хозяин ресторана обидел какого-то официанта: "Пришёл околоточный и прямо его [официанта, – К.Л.] кулаком в затылок (…) Какие-то кадеты вмешались. Околоточный и их за шиворот (…) Вмешался я (…) Толпа стала галдеть: "Драться не позволено!" Околоточный закричал: "Что это? Бунт? Восстание?" Я говорю: "Революция". Он на меня: "Ты кто такой?" Я ему: "А ты кто такой?" Он мне: "Я представитель государя". Я ему: "А я представитель господа бога". Он мне: "Так пожалуйте в участок". Я ему: "С удовольствием" [10].

Уже в 1894-м Брюсов на собственные деньги начинает издание сборников декадентских стихов, назвав их скромно, просто – "Русские символисты". Всего вышло три сборника (в 1894-1895 годах), причём автором большинства стихов во всех трёх был сам Валерий Яковлевич Брюсов, выступающий как под собственной фамилией, так и под разными псевдонимами.

С изданием "Русских символистов" связано начало критической деятельности Брюсова, так как именно в этих сборниках впервые появились, хотя и небольшие по объёму, но значительные по содержанию статьи начинающего идеолога нового направления в искусстве. Этими статьями исчерпываются все печатные выступления Брюсова-теоретика до 1899 года.

Вообще, фигура Брюсова действительно стоит несколько особняком от того "лагеря", чьё право на существование Брюсов отстаивал. Он никогда не был увлечён символизмом, как единственно правильным путём для искусства, но всегда считал символизм очень важной вехой в его развитии. Может быть, именно поэтому статьи Брюсова отличались от стиля критики, созданной русскими символистами. В них нет особого лирического настроения, которое могло бы превратить их в поэтическую прозу. Статьи Брюсова, в большей части, информационно-аналитичны. Строгие по форме, отличаются они также своей сжатостью и точностью формулировок.

Начало нового века становится для Брюсова поворотным. Его самые значительные, получившие широкую известность, выступления относятся к 1902-1908 годам. Уже не в отзывах критики, а на деле становится он "вождём символизма", организатором его и идеологическим рупором. "В 900-901 годах он ходил по Москве с записной книжечкой и с карандашиком, организуя молодых поэтов в литературную партию, сухо налаживая аппараты журналов, уча и журя, подстрекая, балуя (…), – сковывая таран свой стенобитный с воловьим упорством" [11], – вспоминал Андрей Белый. И ещё: "Мы ж видели роль его – организатора литературы; с 902 года всерьёз зазвучала роль эта" [12]. Начались лекции, публикации, издание журнала "Весы".

Но не только мир поэтических грёз, но и современная реальность остро волновала Брюсова. Ещё в 1899 году он писал: "Война Англии с бурами – событие первостепенной исторической важности и для нас, для России величайшего значения. Только, конечно, наши политики медлят и колеблются, и забывают, что рано или поздно нам всё равно предстоит с ней великая борьба на Востоке, борьба не только двух государств, но и двух начал, всё тех же, борющихся уже много веков. Мне до мучительности ясны события будущих столетий" [13].

Время кануна первой русской революции 1905 года стало для Брюсова "первой любовью", оно захватило его героикой, красотой "океана народной страсти" [14]. Брюсов вообще очень хорошо чувствовал время, поэтому в своём сборнике "Stephanos" ("Венок" – стихи 1904-1905 годов) он посвятил целый раздел "Современность" событиям, предшествовавшим революции, самому восстанию, а также русско-японской войне. Брюсов писал об этом времени: "Для меня это был год бури, водоворота. Никогда не переживал я таких страстей, таких мучительств, таких радостей. Большая часть переживаний воплощена в стихах моей книги "Stephanos". (…) Временами я вполне искренно готов был бросить все прежние пути моей жизни и перейти на новые, начать всю жизнь сызнова" [15].

В личном письме Брюсова к А. Белому, датированному 1904 годом, поэт сокрушался: "Нет в нас достаточно воли для подвига. То, чего все мы жаждем, есть подвиг, и никто из нас на него не отваживается. Отсюда всё (…) всё окружающее должно, обязано оскорблять нас всечастно, ежеминутно. (…) Да, я знаю, наступит иная жизнь для людей; не та о которой наивно мечтал Ваш Чехов ("через 200-300 лет") (…) мы можем провидеть её, можем принять её в себя, насколько в силах, – и не хотим… Мы не смеем. Справедливо, чтобы мы несли и казнь" [16].

Однажды в Пенатах Брюсов встретился с Н.А. Морозовым, и выяснилось, что они были знакомы уже давно. Будучи маленьким мальчиком, Валерий Яковлевич встречался с Морозовым, когда тот, находясь на нелегальном положении во времена революционной юности, жил в доме Брюсовых в Москве.

Друг Морозова, В.Я. Брюсов в письме от 8 сентября 1910 года приветствовал его такими словами: "Как странно отправлять Вам это письмо в тот самый Борок, который благодаря Вашим "Письмам" стал знакомым и родным всей читающей России..."

Не раз упоминал Брюсова и сам Н.А. Морозов. В статье "Наука в поэзии и поэзия в науке" он писал: "Точно также мы, русские, язык которых гибче всех других, уже давно вышли из пределов прежних "женских", и "мужских" рифм. Мы имеем, ещё со времени Лермонтова, много стихотворений с рифмами, носящими ударение на третьем слоге от конца, а теперь в помещённых здесь моих давнишних стихах, вроде "Атолла", "Древней Легенды", "При звездах", "Карты девушки раскладывали" или "В те дни":

Там, где ветви над oградой

Низко свешиваются,

Блески солнышка с прохладой

Перемешиваются", и т. д.

и в некоторых стихах у Валерия Брюсова мы видим ударение на четвёртом и даже на пятом слоге от конца..." [17]

Валерий Брюсов был человеком непрерывного поиска. Он не мог топтаться на месте, но постоянно перерабатывал и развивал свои идеи, так что догматиком его назвать нельзя. Он был человеком увлекающимся и умел "зажечь" своим увлечением окружающих. Исключительность Валерия Брюсова не вызывает сомнений. Он личность сложная, противоречивая, самовоспитавшая себя и свой талант. Всю свою творческую жизнь Брюсов был сознательным оппонентом эпохи. Всё его творчество определяет ярко выраженный новаторский дух. Брюсов твёрдо поставил перед собой цель – создание нового искусства, и все силы направил на поиски его предмета и средств выразительности. Всякому делу, которое его занимало, Брюсов отдавался с необычайной страстностью, полностью подчиняя свою душу овладевшей им страсти: "он не умел половиниться, не мог работать спустя рукава, между прочим" [18].