Н.А. Морозов

Как прекратить "вздорожание жизни"?

Основные законы денежного хозяйства.

Москва, 1916.

СОДЕРЖАНИЕ

 

Предисловие

 

ОСНОВНЫЕ ЗАКОНЫ ДЕНЕЖНОГО ХОЗЯЙСТВА

ГЛАВА I. Рыночная цена предметов торговли в золотой валюте. Основная и добавочные части этой цены

ГЛАВА II. Физиологический эквивалент продуктов производства. Основные законы равновесия цен на всенародном рынке

ГЛАВА III. Нормальная величина торговой прибыли при золотой валюте. Медленное вековое повышение цен от облегчения способов добывания золота. Запасное золотое озеро всенародного рынка

ГЛАВА IV. Бумажные деньги на изолированном рынке. Основное условие их выпуска

ГЛАВА V. Неизбежные результаты появления избыточных бумажных денег на общественном рынке. Цены становятся во столько же раз выше нормальных, во сколько раз больше выпущено бумажных денег сравнительно с количеством, насыщающим рынок, хотя бы в казначействе и был огромный неразменный золотой фонд

ГЛАВА VI. Залежи бумажных денег в кассах и банках и бумажный водоворот, как последствие этого. Невозможность длительного поднятия рыночных цен стачками торговцев

ГЛАВА VII. Невозможность общего повышения рыночных цен стачками производителей-кустарей, или капиталистов. В чём источник прибыли производителей-капиталистов? Распределение ими этой прибыли

ГЛАВА VIII. Невозможность длительного повышения всех рыночных цен стачками рабочих. Роль труда и капитала в экономической эволюции современного общества. Преимущества социалистического строя не столько материальны, сколько моральны

ГЛАВА IX. Единственное средство прекратить дальнейшее вздорожание всех предметов торговли и найма

 

ПРИЛОЖЕНИЯ

 

ПРИЛОЖЕНИЕ I. Физиологические эквиваленты различных предметов продажи и уравнение времени соответствующих им занятий. Три основные фактора экономической жизни и их аналогия с тремя основными факторами жизни природы

ПРИЛОЖЕНИЕ II. Оценка культивированных, исключительных и привилегированных предметов спроса

ПРИЛОЖЕНИЕ III. Выгоды и невыгоды социалистического землепользования. Формула социализации земель. Польза машин

ПРИЛОЖЕНИЕ IV. Влияние роскоши богатых и праздности ленивых на увеличение годичного количества труда остального населения. Обременительно ли для трудящегося человека брачное состояние?

ПРИЛОЖЕНИЕ V. Работа и развлечение. Эволюция человеческой психики, как основа всех изменений общественного строя

ПРИЛОЖЕНИЕ VI. Спекуляция

ПРИЛОЖЕНИЕ VII. Милитаризм и социализм

Предисловие

 

— Ах, если б я была царицей, — сказала мне раз одна горничная, — я всех моих подданных сейчас же сделала бы миллионерами. Чего мне стоило бы тогда отпечатать на каждого но миллиону рублей и раздать им?

— Но ведь тогда за каждую булку вам пришлось бы платить в булочной не менее как по тысяче рублей!

— А я бы заставила продавцов через полицию не притеснять покупателей и продавать им по прежней цене!

— Но тогда они закрыли бы свои булочные, так как ни один пекарь-миллионер не согласился бы печь хлеб иначе, как за миллионы рублей в год. Содержателям булочных самим каждая булка обошлась бы немногим меньше тысячи руб­лей...Так было бы и со всеми остальными това­рами. Всякая мелочь стала бы оцениваться десят­ками тысяч рублей.

— Сколько же я могла бы тогда раздать своим подданным денег, без того чтобы всё вздоро­жало? — в раздумье спросила она, поражённая сво­им бессилием в этом отношении.

— Нисколько. Даже и в том случае, если б вы роздали ваши деньги не даром, а накупили бы себе на них у ваших подданных всевозможных вещей по их обычной цене, всё вздорожало бы. Это значит, что вы пустили бы в оборот больше бумажных денег, чем сколько нужно для житейского обихода, для ежедневных покупок, трат и плат. Весь избыток ваших бумажек сейчас же стал бы возвращаться в ваши казначейства с требованием обмена на золото, а в случае отказа, ваши бумажные деньги сейчас же упали бы в цене, и вашим подданным за всё пришлось бы платить дороже.

 

Этот давнишний разговор с горничной не раз воскресал в моей памяти, когда мне приходилось слушать современные рассуждения даже в среднеобразованной среде о причинах теперешнего вздорожания всех предметов.

В особенности трудно было выяснить на словах, хотя бы путём наглядных аналогий с ка­кими-нибудь общеизвестными явлениями природы и жизни, что если правительство выпустит в обращение больше кредиток, чем сколько нужно для общей хозяйственной жизни страны, даже и не разда­вая их даром, как проектировала горничная, а в уплату за службу, или за покупаемые для этих служащих многочисленные товары, то результат будет тот же самый, хотя бы в государственном банке и казначействах лежал большой, но неразменный золотой фонд. А ещё несравненно труднее было убедить, что более или менее длительного — хотя бы на несколько недель — повышения цен на все товары нельзя осуществить никакой "стачкой торговцев".

На "стачки торговцев" теперь сваливают всю вину, и едва заходит разговор о продавцах, все горят негодованием и мечут на них громы и молнии.

Однако и в государственных делах, как в частных, для указания средств, действительно способных поправить дело, а не произвести одну лишь вредную муть, полезны не те убеждения, которые высказаны наиболее пылко, а те, ко­торые беспристрастнее и глубже заглядывают в основы общественной жизни.

Но что же может быть глубже и беспристрастнее математического анализа какого-нибудь доступного ему предмета?

После многих бесполезных попыток выяснить на словах основные причины современного всеобщего вздорожания, мне пришло в голову обрабо­тать этот предмет математически, т.е. дать в алгебраических формулах взаимоотношения основных факторов общественного хозяйства, изучением которых мне особенно много приходилось заниматься в первый период моей жизни, когда я исключительно посвящал себя общественной де­ятельности в "Земле и Воле", в "Народной Воле", и в годы эмиграции и моего первого заточения. А математический анализ вопроса привел меня к настолько простым формулам, что они легко понятны для реалиста или гимназиста старших классов. Вот почему я и надеюсь, что читатель, которого я предполагаю среднеобразованным человеком, не будет на меня в претензии, если своё изложение, которое я стараюсь здесь сде­лать общедоступным, я буду время от времени базировать на своих формулах и приведу их в нескольких местах настоящего исследования.

С математикой теперь приходится мириться не только в физико-математических науках, куда она давно проникла, но и в биологических, и в социальных. Всякая наука выходит из состояния простого знахарства лишь тогда, когда её основные законы начинают формулироваться математически.

Я не знаю, были ли такие формулы кем-либо найдены ранее меня. Ведь при богатстве современ­ной политико-экономической литературы никто не может поручиться, что читал в ней все статьи и трактаты. Скажу только, что они были выработаны мною совершенно самостоятельно и потому я надеюсь, что моя книжка, кроме вопроса о вздоро­жании цен, поможет осветить попутно и ряд других политико-экономических явлений обществен­ной жизни.

 

Март 1916.

Петроградские Высшие Курсы имени Лесгафта.

 

Николай Морозов.

 

ОСНОВНЫЕ ЗАКОНЫ ДЕНЕЖНОГО ХОЗЯЙСТВА

 

ГЛАВА I.

Рыночная цена предметов торговли в золотой валюте. Основная и добавочные части этой цены.

 

Что такое рыночная цена?

Вы сами знаете, что цена (Ц) тем выше, чем больше вы даёте торговцу денег (Д) и чем меньше получаете за него предмета продажи (П). Математи­ческий анализ даёт для этого явления формулу

 

Но деньги (Д) во второй части равенства можно расчленить на нисколько категорий.

При обычном одиночном посредничестве тор­говца между производителем и покупателем (т.е., когда торговец покупает прямо у фабриканта, или кустаря и т. д.) и при золотой валюте (Д₀) расчленение это всегда можно математически выразить так:

Здесь в первой части равенства символ ры­ночной цены (Ц₀) определяет количество золотых денег, даваемых вами торговцу за каждую еди­ницу меры нужного вам предмета продажи, т.е. за каждый его аршин, фунт и т.д.

Во второй части равенства эти самые золотые деньги рассортированы уже на три категории. Здесь, в последнем множителе, символ Д₀ обозначает ту долю золота в вашей цене, "трудовая" стоимость которой равна "трудовой" стоимости получаемого вами предмета продажи (П). Символ б в среднем множителе обозначает в процентах (сотых долях) ту часть вашей цены, которую торговец отлагает в свою "прибыль" на каждой единице товара, а символ а в предыдущем множителе обозначает ту часть цены, которую торговец берёт с вас в уплату "прибыли" производителя, от которого он получил этот товар, если такая прибыль была. Если же производитель, будет ли он частное лицо, или фабрикант, продал торговцу свой товар прямо по трудовому эквиваленту золотой монеты, то символ а обозначается в нуль, и потому множитель (1 + а/100) перестаёт влиять на цену.

Если же производитель был принуждён продать свой товар в убыток, то символ а принимаешь отрицательное значение, и тогда может оказаться, что торговец будет в состоянии продать вам товар с выгодой для себя и по его трудовому эквиваленту на золото, рассматриваемое как превра­щённый в монету товар.

Все эти прибыли и убытки моя формула даёт в процентах. Так, если, например, торговец при продаже вам продукта П получил с вас 25% прибыли, а продавший ему производитель по­лучил убытку 20%, то вы кладёте в формуле а = — 20; 6 = +25, и, перемножив между собою обе суммы, находящиеся в скобках, видите, что при таких условиях они обращаются в еди­ницу, а данная вами торговцу цена определяется выражением:

т.е. вы дали ему в ваших деньгах такое коли­чество золота (Д₀), "труд добывания" которого равен "труду добыванья" купленного вами продукта П. Все свои 25% прибыли торговец получил в этом случае не с вас, а с производителя (бу­дет ли он частное лицо, или фабрикант), кото­рого он ввёл в 20-процентный убыток при скупке у него товара.

Понятно, что когда товар доходит до потре­бителя не через одного посредника, а последова­тельно, через двух или трех, то для каждого нового торговца-передатчика нужно прибавлять в формулу новый множитель вида (1 + х/100), где х бу­дет обозначать процентную прибыль или убыток этого самого передатчика. Так, при двойном посредничестве моя формула цены принимает вид:

 

 

Но такие случаи бывают только уже при мелочной торговле в глухих местах, или при кустарной производительности, а средние торговцы покупают свой товар обыкновенно у фабрикантов, и тогда коэффициент в = 0, и эта формула обращается в формулу 2-ю нашего исследования. Если же по­требитель покупает прямо у производителя, то, конечно, и б приравнивается к нулю и остается действующим только первый коэффициент, т.е. (1 + а/100).

К таким результатам приводить математиче­ский анализ основного явления современной тор­говли, т.е. рыночной цены товаров, формулу ко­торой я старался вывести здесь в наиболее приспособленном к житейской терминология виде, т.е. давая и прибыли и убытки в процентах, а не в общих математических отношениях.

Разберём теперь подробнее возможные колебания прибылей, т.е. величин а, б, в, в нашей формуле.

Первая величина (а), выражающая число процентов, которые торговец передал или не додал непосредственному производителю или его замести­телю (фабриканту, заводчику), принимает значи­тельные положительные или отрицательные числовые значения лишь в периоды промышленных пертурбаций, т.е. когда в данном производстве возникает какое-нибудь техническое усовершенствование, или, наоборот, затруднение. Но как только они миновали и дело пошло спокойным темпом, так символ а стремится стать равным нулю, т.е. торговец начинает платить производителю, в случае золотой монеты, прямо по "трудовому" экви­валенту заключающегося в ней золота.

Это неизбежно. Ведь торговец одинаково ну­ждается для своей деятельности в производителе, как и производитель в торговце, будет ли про­изводитель частное лицо, или владелец большой фабрики с тысячами рабочих. Конечно, каждый из них может "прижать" при удобном случае другого, но это будет вызывать только временные колебания первичных цен около указанной мною нормы, где Д₀ = П по трудовому эквиваленту, да и золотопромышленники едва ли когда-нибудь согла­сились бы долго продавать государственному банку и выделывателям золотых вещиц, добываемое ими, как товар, золото, за низшую, чем трудо­вая, оценку, т.е. давать им свое золото в большем количестве, чем сколько находится в получаемых ими за него монетах.

Таким образом основной закон торгово-промышленного равновесия заключается в том, что при наличности золотой монеты и долгого, беспрепятственного, спокойного производства и распределения производитель вообще отдает торговцу-распределителю продукты своего труда по трудовой оценке, без прибыли и убытка, и всякие отклонения от этой нормы тем больше встречают упругого противодействия со стороны производителя, или со стороны скупщика-торговца, чем большей величины достигают они не в его пользу.

Значит, при нормальном ходе производства всех предметов торговли "прибыль" торговца со­бирается, в среднем, исключительно с потреби­телей товара. Другими словами: величины б и в в наших формулах, при нормально идущей торго­вле должны обязательно имеет положительное чис­ловое значение, т.е. при каждом обороте вынесенных в торговое дело денег торговец должен получать несколько процентов прибыли, а не убытка или простого отсутствия прибыли. Здесь мы видим, как отличаются величины б и в от величины а. Величина а, так сказать, органически стремится приравняться нулю, а величины б и в органически стремятся отклониться от него как можно более в положительном направлении. Зо­лотая монета, попав в руки потребителей, как бы уменьшается в своей величине и возвращает её себе сполна, как только попадает в руки тор­говца. Это свойство делает из неё как бы насос, перекачивающий при каждом торговом обороте часть обращающегося в стране золота или заменяющих его отчасти бумажных денег в торго­вые кассы, с тем большей силой, чем больше проценты б и в.

Нетрудно видеть, что этот процесс в не­сколько месяцев перекачал бы туда все деньги на земле, если б то, что мы назвали выше процентной прибылью отдельного торгового оборота, была чистая прибыль торговца. Но этого нет. Торговец на свою процентную прибыль должен содержать себя и своё семейство, должен платить налоги, содержать приказчиков, помещения, и, если на это не уходит вся его прибыль, и он богатеет, то никак не в том смысле, что у него скопляются в кассах или банках груды золота. Всё его золото и заменяющие его бумажные деньги, попав в банк, ссужаются банком различным предпринимателям, т.е. лицам и обществам, занимающимся устройством разных промышленных предприятий, фабрик, заводов, жилых домов, железных дорог и т.д., и, благодаря этому, переходит снова в руки трудящихся масс и их семейств, т.е. к главным потребителям страны, обуславливая этим её экономический прогресс.

Залежи денег в банках характеризуют только периоды остановки, или замедления в экономической эволюции страны, происходящие от каких-либо внешних влияний, например, войн или внутренних расстройств, неразрывно связанных со всяким ослаблением общественного контроля в государственных делах. Экономический же прогресс страны при капиталистическом строе и при отсутствии залежей денег в банках, как мы видим из формулы, неизбежно связан с кажущимся богатением торговцев и пропорционален их чистым прибылям, т.е. процентам б и в, кото­рые, как мы увидим далее, не могут при золо­той монете достигать очень больших величин.

 

ГЛАВА II.

Физиологический эквивалент продуктов производства. Основ­ные законы равновесия цен на всенародном рынке.

 

Но возвратимся снова к рассмотрению нашей основной формулы (2-ой), т.е.:

В ней символом Д₀ мы обозначаем ту часть золота в цене, которая по трудовой стоимости его добывания из недр земли равна такой же стоимо­сти покупаемого нами предмета продажи (П), это, так сказать, трудовой эквивалент данного товара.

Однако термин трудовой эквивалент, вошедший в современную политическую экономию, не вполне ясно выражает сущность дела, и для отчётливости представления лучше заменять его физиологическим эквивалентом.

По этой новой терминологии физиологическая стоимость всякого товара определяется количеством химической энергии человеческого организма, тра­тящейся при занятии данным производством и притом не во время одних часов работы, а дли­тельно, при отнесении этой траты к целому году занятия. Дело в том, что физиологическая стоимость производства зависит не от одной утомительности непосредственной работы, необходимой для выделки данного товара, так как физиологические траты организма происходят даже и при самом лёгком труде (например, церковного сторожа) и он лишь на несколько процентов меньше физиологических трат при занятиях самыми тяжёлыми работами, благодаря тому, что при последних больше уделяется времени на отдых. Вот почему естественной единицей производительного труда или занятия и должен быть не рабочий час и даже не рабочий день, а рабочий год (трудо-год), в состав которого входят, во-первых, все необходимые отдыхи, уравновешивающие, своею разной продолжительностью, разные виды труда по размерам физиологических трат организма, и, во-вторых, все праздники и часы сна, в которые организм, ведь, тоже совершает физиологические траты ¹⁾.

(¹⁾См. приложение I. Физиологические эквиваленты различных предметов продажи и уравнение времени соответствующих им занятий.)

 

Значит, в наших формулах цена (Ц₀) всякого товара (при золотой монете, или возможности обмена на неё бумажных денег по номиналу) математически определяется, как отношение количества (Д₀) золота, производимого в год, например, сотней рабочих, к количеству какого-либо обычного, не привилегированного предмета продажи (П), производимого в то же время и тем же числом рабочих. Свести же дело к одиночному работнику здесь нельзя, так как энергии их различны.

Это лишь новая и более точная и рациональная постановка того же самого основного закона общественно-экономического равновесия, самопроизвольно приводящего цены всех товаров к одному и тому же жизнетратному уровню, о котором мы говорили в гл. I.

Он нивелирует на этом уровне все обычные предметы обмена в общественной жизни народов, как сила тяготения нивелирует на земле все моря и океаны, и это отражается в нашем человеческом сознании понятием о справедливости. Всякий другой обмен обычных товаров, кроме этого — жизнетраторавного (с прибавкой необходимых процентов б, обеспечивающих жизнетраты торговцев с жизнетратами их семей и достаточно быструю эволюцию культурной жизни человечества), мы называем несправедливым обменом, и по только что формулированному нами закону участники производства, оказавшегося по каким-либо посторонним влияниям на высшем жизнетратном уровне, стремятся, как волны отлива, отхлынуть к производству, оказавшемуся на низшем, и этим поднимают жизнетратный уровень последнего производства, сбивая в нём цену продуктов труда, а в своём прежнем понижают её до нормального уровня.

Но чувства и побужденья, сводящие в человеческом обществе цены всех обычных товаров к одному и тому же жизнетратному уровню, постоянно борются с чувствами и побуждениями своекорыстия, ещё сильно господствующего в экономической жизни современных народов и стремящегося понизить естественный жизнетратный уровень своего труда за счёт повышения его в чужом труде. Огромное большинство современных производителей, капитализированы они или кустари, не прочь воспользоваться первым затруднением в посторонней отрасли и взять себе при рыночном обмене более трудо-годов чужой работы, — или, лучше, их сотых долей, которые я предложил бы назвать биафейдиями (жизнетратами, сокращение слова био-афейдиа), т.е. основными единицами стоимости, — чем сколько сами употребили на свои товары, или на заработание соответствующих им денег. Эти своекорыстные стремления, а также и аналогичные стремления торговцев воспользоваться редкостью на рынке того или другого товара, чтобы поднять в нём проценты — б и в своей прибыли, вызывают на естественном уровне торговой стоимости товаров как бы приливы и отливы. Но они, как и морские приливы и отливы, не способны понизить или повысить уровень всех цен сразу, а только — одни цены временно за счёт других, вызывая этим их колебания совершенно так же, как понижение одной чашки весов сначала вызывает повышение другой, а затем обе стремятся, колеблясь, прийти к одному уровню.

Всё это очень ясно выводится из даваемых мною формул. Пусть рыночная цена одного какого-нибудь товара при обычной однозвенной передаче от производителя к потребителю будет (по формуле 2-й):

 

 

и цена другого товара (по той же формуле 2-й)

 

 

Так как П₁ и П₂, по предварительному условию нашего анализа, представляют одинаковые по жизнетратной стоимости количества обоих товаров, то П₁ = П₂, и тогда отношения рыночных цен обоих товаров определяется через:

 

Здесь каждый из двух множителей второй части равенства можно назвать особым коэффициентом рыночной неуравновешенности цен в любой данный момент, так как на их отклонения в ту или другую сторону от естественной их величины, равной + 1 (к которой они всегда тяготеют тем более, чем дальше уклонились от неё) сводятся все колебания рыночных цен.

Отклонения первого множителя от единицы, т.е. от равенства между а₁и а₂, зависят от того, что производитель предмета, продаваемого по первой цене (Ц₁), продаёт его непосредственному скупщику не по его жизнетратному эквиваленту, как должно быть при всяком нормальном общественном хозяйстве, а, пользуясь недостатком его в торговле, берёт ещё себе прибавку а₁, между тем как производитель предмета, продаваемого по второй цене (Ц₂), как находящейся в иных условиях рынка, берёт себе иную прибавку а₂, которая может быть и нулевой, или отрицательной величиной.

Но может ли это неравенство прибавок а₁и а₂ продержаться бесконечно? Конечно, нет.

Чем прибавка а₁больше прибавки а₂, тем сильнее производители продукта, продаваемого по цене Ц₂, будут бежать от его производства, как ставшего мало выгодным, и отхлынут от него на производство продукта, продаваемого по цене Ц₁, как дающего им большую прибыль. И это перебегание будет тем сильнее, чем больше единицы будет отношение числителя к знаменателю в этом коэффициенте, и отлив окончится лишь тогда, когда прибавки а₁и а₂, сделавшись одинаковыми (обыкновенно равными нулю), сведут этот коэффициент, который мы назовём коэффициентом производственной неуравновешенности, к его естественному числовому заключению, равному единице.

Точно то же (за исключением самонизведения прибавок б₁ и б₂к нулю) можем мы сказать и о втором множителе последней части этого равенства, который мы называем коэффициентом торговой неуравновешенности. Если по условиям данного общественного рынка торговцы предметом с ценой Ц₁ берут с покупателя большую прибыль б₁, чем торговцы предметом с ценою Ц₂, имеющие лишь прибыль б₂, то наиболее подвижные из них тоже начнут переходить к торговле первым предметом, или просто торговля вторым предметом не будет расширяться, тогда как торговля первым, как относительно выгодная, будет привлекать к себе новых деятелей из лиц, имеющих свободные капиталы. А такие лица своей конкуренцией начнут сбивать высокую прибыль с предмета, продаваемого по цене Ц_1; и соответственно увеличивать прибыль с предмета, продаваемого по Ц₂. И это окончится лишь тогда, когда прибыль б₁ будет равна прибыли б₂, и второй коэффициент нашей формулы 4-й тоже обратится в 1.

 

ГЛАВА III.

Нормальная величина торговой прибыли при золотой валюте. Медленное вековое повышение цен от облегчения способов добывания золота. Запасное золотое озеро всенародного рынка.

 

Из всего предыдущего ясно, что средняя торговая прибыль на всенародном рынке, не разделённом на отдельные бассейны таможенными плотинами, или отсутствием путей сообщения, или "чертами оседлости", в их разных видах, в каждый данный момент была бы такая, на которой силы конкуренции торговцев отдельными предметами спроса взаимно уравновешиваюсь друг друга, т.е. когда для каждой пары товаров коэффициенты б₁и б₂в нашей формуле 4-й будут равны. При чертах же оседлости и других плотинах, всё вышесказанное относится только к внутреннему рынку, т.е. отдельному изолированному бассейну.

Не можем ли мы определить, на какой именно величине коэффициенты б₁и б₂уравняются?

Ясно, что не на нуле, как было с а₁и а₂в коэффициенте производственной неуравновешенности, потому что никакой торговец не захочет торговать, не имея хотя бы такой минимальной прибыли, которая обеспечивает существование его и его семьи и может оплатить все налоги, помещения, поездки за новыми количествами товара и жалованье всех его служащих.

Это и определяет минимальную величину прибавки б. Но, конечно, всякий обычный, не слишком разбогатевший торговец стремится к большему, стремится поднять эту прибавку как можно выше. Однако, это фактически возможно для него лишь до известной степени. Прежде всего торговое сословие в современном обществе не есть замкнутая каста. Как только торговцы, воспользовавшись тем или иным обстоятельством, сильно нажмут на потребителей своих товаров, так наиболее предприимчивые из последних, у которых есть запас свободных денег, сами начнут переходить к торговле и своей конкуренцией понизят, наконец, процент прибыли до нормальной величины, т.е. до такой, при которой чистые выгоды торговли, т.е. ежегодные процентные приращения вложенного в неё капитала будут близки к тем, какие в данное время дают капиталистам производительные предприятия. Однако, при золотой монете, к значительному повышению торговых цен является непреодолимое препятствие в том, что всякая "стачка" торговцев против потребителей становится в то же время и их стачкой против всех золотопромышленников и золотоискателей.

Действительно, вздувая цены, положим, на 25%, торговец как бы говорить всем своим покупателями "давайте мне в вашей монете за товар на 25% больше золота, чем сколько полагается по жизнетратной стоимости его добывания сравнительно с жизнетратной стоимостью производства моего товара". Положим, что в какой-нибудь стране потребители во всей своей массе и принуждены бы были это исполнить. Что же вышло бы? Золото в видь монеты упало бы на 20% ниже, чем оно продаётся в это же самое время на международном рынке в виде слитков.

Но тогда вместо того, чтоб добывать золото из земли, стало бы гораздо выгоднее собирать его в виде золотой монеты и отправлять её на международный рынок для обратной переплавки в слитки.

Этим сейчас же и занялись бы все банки и частные конторы, в которых скопляются по временам большие запасы золотых денег, если они не могли бы с большей выгодой для самих себя купить на них какой-нибудь обычный товар, т.е. дать за него меньше золота в виде монет, чем сколько его следует по жизнетратной стоимости, а это ведь и есть не что иное, как удешевление цен данного товара. Значит, всякое повышение цен за товары, покупаемые на рынке потребителем, имеет своим следствием соответственное понижете цен, который торговец даёт за них производителю.

Но любой производитель покупает все не производимые им товары в качестве потребителя. При вздорожании их он не будет иметь возможности отдавать свои товары торговцам по прежней цене, и потому, если они не понизят цен, золотая монета неизбежно будет уходить с внутреннего на международный рынок для её обратной переплавки в слитки тем более, что от вздутия цен всех товаров, кроме золота, служащего также и как деньги, ослабеет и золотопромышленность, сделавшаяся невыгодной.

А деньги есть кровь торговли и без неё она перестаёт существовать.

Значит, очень большое повышение рыночных цен при золотой монете самоубийственно для торговцев, тем более, что учреждения, специально занимающиеся продажей процентных бумаг и не имеющие возможности покупать другие товары, а-приори склонны весь избыток накопляющегося у них золота в монетах отправлять для переплавки на международный рынок, если переплавка, окупая издержки перевоза и содержание плавильных аппаратов, даёт более значительные выгоды, чем покупка на это золото новых процентных бумаг для перепродажи их покупателю.

Уже одно это обстоятельство, обнаруживая наглядно невозможность длительного или исключительного вздорожания всех предметов торговли при золотой монете, показывает, что такой монеты не может быть в обращении более, чем сколько общественное хозяйство страны может её всосать.

Всякая залежь золотой монеты, не находящая в торговле или промышленности немедленного применения (и, конечно, не обязательная в роде неразменного фонда), сейчас же стремится утечь на международный рынок и быть переплавленной в слитки для выделки из них золотых вещей, тем более, что золото в виде монет и в особенности в руках частных покупателей всегда имеет склонность стать несколько дешевле, чем оно же ходит в слитках ¹⁾.

(¹⁾ В Англии из представляемого на монетный двор частными людьми золота, все оно по весу возвращается им в виде монеты. В других странах часть его обыкновенно удерживается в уплату за чеканку.)

 

Таким образом вся наличность продающихся на всенародном рынке золотых вещиц является как бы запасным резервуаром для поглощения приливов и отливов золотой реки, обтекающей всякий "внутренний" (т.е. обособленный в товарном отношении) рынок, обратно движению в нём товаров.

Как только денег на таком рынке по каким-либо причинам оказывается больше, чем нужно для уравновешенная хода по его руслу товаров, так избыток золотой монеты переливается через его берега в озеро всевозможных золотых вещиц, продающихся на том же рынки, или перетекает через таможенный плотины на заграничные рынки, если это легче по условиям их уровня в данное время. И наоборот, как только на рынке не хватает монеты, так золото из этого затаённого озера вновь переливается в текучее русло, или рынок всасывает в себя золото из-за границы.

Само собой понятно, что этот золото-запасный резервуар, как и обычные резервуары, строящиеся для урегулирования неравномерного течения рек, тем больше будет уменьшать колебания цен товаров, чем он объёмистее, т.е. чем больше продаётся и покупается на земном шаре золотых вещиц и самого золота, как материала для золочения разных предметов.

Если б количество требующихся в обращении золотых вещиц уменьшилось, например, вдвое, то вдвое ослабило бы и регулирующее влияние этого запасного резервуара на цены товаров.

Вот почему ни платина, ни иридий, ни рутений, и никакие другие дорогие металлы не могут заменить золота, как материала для монет: спрос на вещицы из них очень мал, или почти отсутствует. Монетам, сделанным из них, некуда оттекать в период сокращения производства.

Причина медленного, но постоянного повышения цен всех товаров по отношению к золотым деньгам, повсюду наблюдаемая за XIX век, заключается единственно в последовательном облегчении способов добывания золота, т.е. в уменьшении его жизнетратного эквивалента.

Правда, это облегчение не действует в полной мере, так как количество ежегодно добываемого золота на всей земле составляет лишь незначительную прибавку к тем запасам, какие сохранились от прежних веков и которые ещё вращаются в современном обществе в виде монет и золотых вещей. Но медленное влияние облегчённых способов добывания золота всё же ясно заметно, особенно на местных рынках. Так, после 1851 г., когда в Австралии были открыты богатейшие россыпи золота, и в 1852-53 гг. чернорабочий мог добывать его на 20 шиллингов (10 руб.) в день, все там бросились на этот промысел, и заработная плата во всех других областях труда сделала скачок до той же нормы. Благодаря этому многие отрасли труда там прекратились, и даже тёс для золотопромышленных зданий оказалось выгоднее привозить из-за границы, чем пилить из тут же растущего леса. Но вот прииски истощились, рабочая плата в 70-х годах опустилась вдвое, и вместе с тем прекратился ввоз продуктов, имеющихся в самой стране. Избыток золота успел уйти за границу, где смог менее повысить цены труда, разлившись по более широкому уровню. То же происходит и теперь.

При моей недавней лекционной поездке по Сибири я видел на Березовском заводе новейшие технические усовершенствования добычи золота. И когда я глядел на огромные жернова-бегуны, с грохотом катающиеся по круговидным желобам для измельчения золотоносной породы, когда видел намазанные ртутью медные ступени, по которым искусственные потоки воды несут вместе с грязью золотые частицы, улавливаемые на этих ступенях ртутью при каждом их соприкосновении — мне казалось, что эти машины не добывают золото, а мелют его цену и этим повышают цены всех предметов продажи.

Однако без новых крупных усовершенствований в области добывания золота дальнейшее повышение цен всех товаров на рынках невозможно, так как стоимость добывания золота уже установилась на своей новой норме. Притом же повышение цен по этой причине характеризовалось бы своей одновременностью и одностепенностью во всех культурных странах земного шара.

Местных же скачков — в одном каком-либо государстве — от этого не может быть.

Таким образом можно считать доказанным, что без изменения способов добывания золота и без внезапного открытая новых обширных и необычайно богатых его месторождений не может быть всеобщего быстрого подъёма цен всех товаров, как бы ни хотелось этого торговцам. Это было бы так же трудно осуществить, как поднять сразу уровень воды во всех земных океанах.

 

ГЛАВА IV.

 

Бумажные деньги на изолированном рынке. Основное условие их выпуска.

 

Теперь посмотрим, что произойдёт, если золотые деньги будут постепенно заменены в каком-нибудь государстве бумажными или какими-либо другими из дешёвого материала.

Прежде всего отметим, что даже и при исключительно золотых деньгах, их нужно иметь в нескольких видоизменениях. Нам необходимы и мелкие деньги для мелких покупок, и средние для средних, и, наконец, крупные для удобства ношения при себе больших сумм. Количество каждого из этих сортов определяется потребностями хозяйственной жизни.

Если мелких монет будет отчеканено слишком мало и они будут редки на рынке, то произойдут затруднения в размене и сдаче, и торговцы понесут те из крупных монет, который остаются у них в избытке, в казначейства, производя все казённые платы ими.

И наоборот. Если мелких будет отчеканено слишком много, они будут обременять кошельки покупателей и покупатели будут стараться платить именно ими, в результате чего образуются залежи мелочи в кассах торговцев. Торговцы же опять отнесут их в казначейства при взносах и завалят их мелочью.

Таким образом скопление того или другого сорта денежных знаков в казначействах ясно показывает на его избыток и заставляет правительство прекратить дальнейшую чеканку такой монеты или даже переделать её в те видоизменения, которых недостаёт и на которые сказывается дополнительный спрос со стороны постепенно расширяющегося рынка.

В результате каждое видоизменение монеты окажется в обращении именно в такомъ относительном количестве, которое требуется рынком.

Отсюда понятна полная возможность заменить без всякого ущерба для общественного хозяйства все мелкие разменные сорта золотых монет какими-либо другими монетами, например медными, серебряными или просто бумажными, при единственном условии, что на каждую такую выпущенную монету будет изыматься из обращения одноценная с ней золотая. Если этого не сделать, то данного сорта может опять оказаться избыток, и торговцы и банки понесут его в казначейства, оставляя у себя более крупные монеты, пока не доведут этот сорт до нужной нормы.

Практически, как знает сам читатель, необходимость всегда иметь в руках удобную мелкую монету у всех цивилизованных народов с самого начала их денежного хозяйства заменила целиком все мелкие золотые денежные знаки серебряными и медными. Они по своей величине (хотя металла в них всегда много менее, чем по жизнетратной оценке добывания этого металла) удобнее одноимённых с ними золотых монет, которые в таком случае были бы не больше самых мелких пуговок.

Но если оказалось возможно без вреда для торговли заменить целиком малоценной медью и разбавленным серебром все мелкие роды монеты, то почему бы не заменить ими и более крупные?

Единственным препятствием к этому служит до сих пор то обстоятельство, что сейчас же нашлись бы мошенники, которые усиленно стали бы чеканить медные червонцы и платить ими как настоящими. В результате они вызвали бы избыток таких условных монет на общественном рынке, и торговцы и производители естественно не захотели бы принимать эту, рекой льющуюся к ним от мошенников медь за эквивалент прежнего золота.

Такого рода деньги сейчас же упали бы до своей надлежащей цены — до цены веса заключающейся в них меди. Ими пришлось бы платить вдесятеро за каждый товар, и потому все товары на рынке показались бы вздорожавшими во столько же раз.

Вот почему ни одно правительство при попытке заменить более крупные золотые монеты условными, из малоценного материала, не употребляло для этого ни меди, ни серебра, а старалось заменить их искусно отпечатанными бумажками, которые трудно подделать.

Но очевидно, что при этой замене цена денег, а с ними и товаров может удержаться на прежнем уровне лишь при том же условии, как и при замене медью мелких денежных знаков, т.е. если при каждой выпущенной пятирублевке или десятирублевке будет изыматься из обращения одноимённая золотая монета, всё равно, будет ли она спрятана затем где-нибудь в складе, или на нее накупят чего-нибудь за границей. Если этого не сделать, то опять произойдёт избыток денег на рынке и падение их цены до такой степени, что всё оставшееся на нём количество золотой монеты будет выгодно переплавить в слитки на всенародном рынке.

Значит, каждый раз, когда какое-либо нуждающееся правительство при наличности золотой монеты в стране выпускает в ней в обращение новое количество кредиток, не изымая из неё такого же количества золотой монеты, то происходит неизбежно падение в этом государстве денег, вздорожание покупаемого на них товара, в том числе и золота, и то количество золотой монеты, что не изъято самим правительством, изымается из обращения иностранными рынками, т.е. утекает из страны, пока не утечёт его ровно столько, сколько было выпущено правительством бумажных денег.

Точно то же будет, если какое-нибудь правительство, заменившее кредитками значительную часть золотой монеты на рынке и сохранившее выманенное на них золото в своём запасе, вдруг начнёт выпускать его не в обмен заменявших его кредиток, т.е. не с целью сейчас же их уничтожить, а дополнительно, в виде, например, золотого жалованья чиновникам, то всё появившееся такими способом золото сейчас же будет утекать из страны на международный рынок, так как внутренний рынок уже насыщен бумажками и более не может вместить в себе никаких денег. Из него должны уйти вон или бумажки, или золото.

 

ГЛАВА V.

Неизбежные результаты появления избыточных бумажных денег на общественном рынке. Цены становятся во столько же раз выше нормальных, во сколько раз больше выпущено бумажных денег сравнительно с количеством, насыщающим рынок, хотя бы в казначействе и был огромный неразменный золотой фонд.

 

Что произойдёт, если правительство отпечатает и выпустит в обращение новое количество кредиток и после того, как все золото с рынка управляемой им страны уже исчезло, и в ней ходят только бумажные деньги?

Очевидно то же самое, что вышло бы, если б такое же количество кредиток было самовольно подделано и пущено в оборот каким-нибудь частным лицом, т.е. произойдёт их обесценение на рынке и соответственное вздорожание всех покупаемых на них товаров. Но каким же органом рынок чувствует избыток в себе кредиток? — спрашивали меня. — Да очень просто. Кредитки, ведь, ни на что не годны, кроме покупок, они не приносят процентов. Поэтому каждое вновь выпущенное количество их сейчас же употребляется получившими на покупки товаров или процентных бумаг, т.е. переходит взамен их в другие руки. Но и эти последние руки не хотят их даром держать, а тоже стараются их переправить в чужие руки взамен чего-нибудь более полезного. И вот они сотни раз в году предлагаются вновь и вновь в обмен на предметы продажи. А этих предметов определённое количество, их не хватает, наконец, им повышают цену. Так чувствует рынок всякий избыток кредиток, хотя бы они и были выпущены тайно.

Значит, по той же причине, по которой запрещено частным типографиям свободно печатать бумажные деньги и покупать на них все нужные им товары, не может быть разрешено и правительственным учреждениям (вроде государственных банков) печатать хоть один кредитный билет после того, как из обращения в стране ушло уже всё золото. Необходимо ждать с этим до того времени, когда внутренний рынок, естественно и прочно увеличиваясь от постепенного прироста населения в стране, начнёт самопроизвольно требовать увеличения денег, принося золотые товары (конечно, раньше всего вновь добываемое золото) на монетный двор для превращения в деньги или в казначейства для обмена на бумажки по прежнему весовому номиналу. Только тогда и можно сделать новый выпуск кредиток, да и то лишь взамен того количества золота, которое продаётся для чеканки, никак не выпуская его вместе с кредитками в обращение в виде монеты, а сохраняя у себя в запасном фонде, иначе это золото тотчас утечёт за границу, а на внутреннем рынке останутся по прежнему одни кредитки. Для печатных денег на международном рынке нет запасного резервуара, как для золотых, всякий избыток которых тотчас же переплавляется в слитки для выделки из них золотых вещиц. Вот почему всякий избыток кредиток остаётся в торговом русле внутреннего рынка и, засоряя его, повышает на нём цены всех товаров.

Чтобы убедиться в этом, опять воспользуемся единственно беспристрастным и верным средством — математическим анализом данного вопроса. Приспособим нашу формулу цены к бумажным деньгам, выразив её так:

здесь Д₀ есть нормально требуемое рынком количество кредиток, поскольку они заменили на нём золотую монету. Д₁ есть то, что выпущено сверх этого, а величина м даёт в процентах всей суммы Д₀ + Д₁ — представляющей совокупность выпущенных правительством в публику бумажных денег, — то их количество, которое ушло с рынка в озеро мёртвых денег, не влияющее на рыночные цены и состоящее:

1) из денег, спрятанных невежественными людьми у себя дома, или в тайных местах (т.е. из личных избытков, не вложенных на проценты ни в банки, ни в ссудо-сберегательные кассы, из которых они в другие двери снова уходят на рынок);

2) из денег, праздно лежащих в запасных фондах банков и касс на случай исключительно больших неожиданных востребований;

3) из денег, хранимых при себе обывателями местностей, которым грозить нашествие неприятеля, на случай бегства, или для других не покупных и наёмных надобностей.

Такое озеро мёртвых для рынка денег всегда существует в недрах населения, но в ничтожном размере сравнительно с количеством, содержимым в кошельках и кассах для текущих плат и расчётов.

Понятно, что оно может то увеличиваться, то уменьшаться в зависимости от меняющихся условий жизни. Если за данный промежуток времени то мёртвое озеро не изменилось, то мы можем сказать, что утечка в него рыночных денег для данного промежутка времени равна нулю процентов (м = 0). Если оно увеличилось, то, значит, оно всосало в себя часть денег, текших раньше по рынку, и потому этот результат имеет для цен товаров на рынке отрицательное (уменьшающее) значение, как и показано в формуле знаком минус.

Но может случиться и наоборот, что через какой-либо определённый промежуток времени озеро мёртвых денег сократится и выльет на рынок, т.е. сделает готовою для покупок и уплат часть своих денег. Понятно, что это будет то же самое, как если б правительство отпечатало и выпустило новую партию кредиток, и, следовательно, в этом случае м получить для цен товаров обратное (т.е. увеличивающее цены) значение, и знак минус во множителе (1 — м/100) перейдёт в плюс.

Резюмируя всё сказанное, мы можем выразиться так:

Сумма Д₀ + Д₁ в нашей последней формуле (6-й) есть общее количество выпущенных правительством на внутренний рынок бумажных денег, из которых часть Д₀ пошла на замену бывших на рынке золотых денег, а часть Д₁ представляет избыток бумажных денег. Отсюда ясно, что пока Д₁ имеет положительное значение, золотая монета прийти на этот рынок не может, и цены на нём будут приращаться по мере увеличения Д₁. Но как только, благодаря изъятию значительной части кредиток, Д₁ получит отрицательное значение, так на внутренний рынок будет приливать извне (из запасного золотого озера международного рынка) золотая монета соответственно величине недочёта (— Д₁).

Окончательное же выражение:

обозначает ту долю общего количества выпущенных правительством бумажных денег, которая в данный момент действительно лежит во всевозможных кассах и частных кошельках исключительно для беспрепятственного совершения всех текущих плат и наличных расчётов, после того, как м процентов всех выпущенных правительством денег ушло с внутреннего рынка в озеро мёртвых денег для того, чтобы заместить его золотую монету (если такая в нём была и могла заместиться бумажками), или чтоб заполнить увеличившийся размер этого озера.

Точно так же и предметы продажи, находящиеся в данный момент на том же рынке, разделены в моей формуле на три категории. Такое разделение здесь совершенно необходимо, так как под символом П, обозначавшим в моих первых формулах один, или определённую сумму действительно купленных вами продуктов материального или не материально производства, здесь понимаются уже все товары внутреннего рынка (как материальные, так и не материальные, вроде оплачиваемой службы, оплачиваемых услуг и т.д.), ждущие в данный момент своей оплаты, т.е. обмена на все, назначенные для покупок, т.е. не мёртвые деньги данного государства, как на условный эквивалент всех этих товаров, потому что, ведь, бумажные деньги ни на что не годны, кроме покупок и оплаты того, что налично предлагается на внутреннем рынке.

Значит, всю совокупность сделанных производителями предметов приходится тоже расчленить на рыночные (т.е. поступившие в продажу и ждущие оплаты) и мёртвые товары, а рыночные на случай сравнения рынка в два разные момента его жизни приходится разъяснить на соответствующие совокупности прежних предметов продажи (П₀) и дополнительные П₁). Значит, вся наличность произведённых к данному моменту и ещё не проданных продуктов труда выразится через (П₀ + П₁), как и дано в моей формуле (6-й).

Понятно, что П₁ может принимать и отрицательное значение, если количество товаров на рынке к концу данного периода времени не прибавилось, а сократилось, но обыкновенно этот символ имеет в настоящее время положительное значение, так как производство в каждой стране постепенно увеличивается, благодаря естественному приросту населения, иммиграции, увеличению интенсивности производства и расширенно потребления, особенно, когда возникают в стране новые производства, или проникают в неё извне новые товары, вызывающие дополнительные виды потребления.

Множитель (1 — н/100) перед (П₀ + П₁) показывает, что из всего, приготовленного для продажи количества продуктов производства (т.е. П₀ — П₁), в данный момент н процентов попало не на рынок, а в мёртвые склады, т.е. принуждено лежать без движения, благодаря судебной описи, прекращению путей сообщения, или желанию владельцев переждать процесс падения бумажных денег (если они ожидают, что правительство будет выпускать их и далее, обеспечивая этим свои бумажки и делая таким образом невыгодным обмен на них товаров даже и при большом проценте торговой прибыли и т.д. и т.д.).

Понятно, что процент н товаров, ушедших вместо рынка в мёртвые склады, может с течением времени то увеличиваться, то уменьшаться.

Всякое увеличение этого процента уменьшает наличность продающихся на рынке товаров, почему процент н и стоит со знаком минус в моей формуле.

Но может случиться и обратное.

Если, например, благодаря возвращению общественного доверия к правительству при получении от него надёжных гарантий, что оно не будет более печатать бумажных денег, товары из мёртвых складов начнут выходить в продажу, то они будут увеличивать наличность имеющихся на рынке товаров и этим уменьшать цены сообразно своему значению в формуле (6-й).

Но особенно интересен в этой формуле коэффициент (1 — к/100), который даёт процент торговых сделок, совершаемых безденежно, так сказать, меновым образом. Процентное количество таких сделок в настоящий период времени оказывается во всех странах много большим, чем можно ожидать с первого взгляда.

Дело в том, что товар никак нельзя отожествлять с продуктом производства. Товар, по нашему основному обозначению, есть продукт производства, ждущий своей продажи. Но ведь один и тот же предмет может ждать продажи, т.е. сделаться товаром (или, как мы выражались ранее, — предметом продажи) несколько раз. Принесите, например, золотое кольцо в ювелирный магазин, в этот момент оно стало вашим товаром, и когда его у вас купили, оно стало вновь товаром, но уже не вашим, и оставалось таким до тех пор, пока кто-нибудь не купил его с целью ношения на пальце. С этого момента оно перестало быть товаром (предметом продажи), его более не продают, оно теперь предмет потребления.

Но вот его владелец не захотел его носить и тоже, как вы, пошёл продавать в магазин, и вновь оно стало товаром дважды: сначала у него, а потом в магазине.

При современном хозяйстве со специализацией торгового сословия вы не найдёте почти ни одного продукта, который до своего потребления не сделался бы товаром трижды, т.е. трижды не передвигал бы из рук в руки свой денежный эквивалент.

Возьмемте, например, сено. Оно прежде всего товар сельского рабочего, когда он, скосив и убрав его, получает от землевладельца за этот продукт своего труда — рабочую плату. Оно затем — товар землевладельца, пока ждёт у него продажи городскому скупщику, и ещё раз — товар скупщика, пока ждёт у него розничной продажи городским извозчикам. Если все три продажи были на налич­ные деньги, то это сено было равноценно для рынка тройному своему количеству, проданному крестьянином один раз, т.е., например, прямо конно­заводчику для его лошадей. В обоих случаях оно передвинуло бы, до своего потребления, по внутрен­нему рынку одинаковое количество денег. А рынку совершенно безразлично, продан ли на нём один предмет несколько раз, или несколько равноценных ему предметов по одному разу.

Это и объясняет причину введения коэффициента (1 — к/100) в моей формуле (6-й). В ней под П₀ и П₁ понимаются не продукты производства, а пред­меты продажи, какими продукты производства могут сделаться, как приведённое мною золотое кольцо, неопределённое число раз в продолжение своего очень долгого существования. Однако же, исходя из того, что большинство обычных материальных предметов производства потребляются уже после трёх продаж (как сено крупного зе­млевладельца), можно сказать, что среднее количе­ство товаров на общечеловеческом рынке втрое более количества представляемых ими предметов, т.е. за каждый предмет на рынке производятся три оплаты.

Но все ли три наличными деньгами?

Всякий крупный торговец скажет, что нет. Налично оплачивают только потребители. Рабочему же за значительную часть платят по книжке това­ром, а крупные торговцы огромную часть своих взаимных покупок ликвидируют безденежно, спи­сывая со счетов взаимные долги по окончании года в своих книгах.

И вот символ к в выражении (1 — к/100) даёт процент торговых сделок (или всё равно предме­тов продажи), ликвидируемых при данном состоянии рынка безденежно. Здесь к поставлено со знакомь минус, так как понятно, что безденежно ликвидируемые сделки (товары) как бы уходят вон из денежного рынка на другой обменный рынок, и потому не влияют на цены товаров в бумажных деньгах.

Процент к возрастает в периоды спокойного развитая торговли и промышленности, и падает в периоды общественных кризисов до величины, близ­кой к нулю.

Таков смысл основных символов формулы 6-й, дающей изменения цен на внутреннем рынке, регулируемом исключительно бумажными деньгами.

Символы же а и б в передних коэффициентах моей формулы дают, как и прежде, средние (во всей стране, а не в отдельных её местах) при­были производителей и торговцев, причём в обоих случаях под прибылью подразумевается не та одна часть, что идёт на издержки их жизни, а и та, что идёт на уплату налогов, на прогресс производства и т. д.

Для того, чтобы приспособить эту формулу к выяснению истинных причин повышения или по­нижения рыночных цен в стране по истечении какого-либо данного промежутка времени, я расчленил эту формулу на две, таким способом. Для выражения цен в начале данного периода я обозначил все символы формулы 6-й значками ', а для выражения цен но истечении данного периода обо­значил их значками ". Чтобы выразить отношения цен второго периода (") к ценам первого (') пе­риода, я разделил полученный нами этим спосо­бом (из форм. 6-й) две формулы друг на друга.

Применим эту формулу к выяснению истинных причин современного вздорожания всех предметов продажи на внутреннем русском рынке.

По определению М.И. Туган-Барановского, к январю 1916 г. правительство выпустило кредиток в 3,5 раз более, чем было до войны, а между тем цены золота (в фунтах стерлингов как в весовых мерах золота, а не как в деньгах) поднялись только в 1,5 раза, показывая этим, что и цены всех предметов продажи во внутрен­нем рынке России возросли только в 1,5 раза (не считая, конечно, местных временных вздутий и понижений в зависимости от расстройства путей сообщения ¹⁾.

(¹⁾Вот точные данные из статьи проф. Л. Яснопольского "Военные выпуски кредитных билетов" ("Рус. Вед." 9 марта 1916)

Кредитных билетов у нас было:

К началу войны, в 1914 г. на 1.633 мил. руб.

1 января 1915 3.031 – "" –

1 – "" – 1916 5.622 – "" –

1 – "" – 1917 (предпол.) 9.600 – "" –

Определяя отсюда ежегодный прирост бумажек и, сравнив его с аналогичными выпусками в других странах, кроме Англии, удерживавшей золотую валюту, видим следующее:

Вновь выпущенных бумажек с начала войны было в миллъонах:

Россия. Германия. Франция

2-я половина 1914 г. 1.365 1.200 1.711

весь 1915 2.608 829 1.269

Значить, в то время, как Франция за весь 1915 г. выпу­стила бумажек менее, чем за первое полугодие войны, а Германия даже благоразумно уменьшила их выпуск в полтора раза, мы в 1915 г. выпустили бумажек вдвое больше.

Благодаря этому, цены на золото международного рынка возросли у нас в таком размере:

По 1 января 1915 г. с 94 до 117 бумажных рублей за 10 фунт стерл. (считая 10 фунт стерл. не за монеты, а за вес заключающегося в них чистого золота).

По 1 января 1916 г. со 117 до 163,6 бум. рубл.

Из этого Яснопольский справедливо выводит, что, если сде­лать ещё новый выпуск и довести число кредитных билетов до 9.600 миллиардов рублей, как предполагалось, то рубль упадёт "до 40 копеек, если не ниже", и самому правительству придётся за всё платить втрое дороже.)

 

При каких условиях это могло бы быть?

Положим — и это будет не далеко от истины, — что из 3,5 раз возрастания числа кредиток 0,5 раза пошло на замену золота, как рыночного, так и в озере мёртвых денег, бывшем до войны.

Тогда наличное количество денег у нас теперь в 3 раза больше, чем было до войны. Значит, член VII нашей формулы, дающий как раз отношение количества денег в конце данного проме­жутка времени к количеству их в его начали равен 3, т.е.

А отношение кредитных цен в оба момента времени по Туган-Барановскому равны 1,5, т.е.

Заменив соответствующее члены нашей фор­мулы этими цифрами, получим:

Уже с первого взгляда видно, что число полтора (1,5) в первой части можно приравнять к числу три (3,0) во второй части лишь при допущении, что совокупность средних членов формулы (от I до VI) понизила современные рыночные цены товаров до величины вдвое меньшей, чем они были бы без действия этих членов при утроении количества кредиток, которое совершило правитель­ство после того, как они заменили на внутреннем рынке всё его золото. Но какой же из шести экономических факторов, указанных в нашей формуле, мог бы оказать такое могучее противодействие числу кредиток, стремящемуся поднять все цены в России не в полтора раза, а втрое? Разберём влияние каждого из них в отдельности, по очереди.

В I факторе, значение которого читатель знает уже из предыдущих формул, символ а" обозначает современный процент прибыли производи­телей, а символ а"₁ процент их прибыли до войны. Понизился ли заметно этот процент те­перь? Читатель сам знает, что нет, что он ско­рее повысился, но и теперь, как всегда, близок к нулю. Значит, мы можем принять, что а" = а' и тогда этот фактор I сразу становится равен 1, и для данного периода времени выпадает из фор­мулы.

Во II факторе символ б" обозначает процент торговой прибыли купцов теперь, а символ б' — до войны. Понизился ли этот процент? Стали ли те­перь купцы торговать себе в убыток? Правда, они жалуются на это, но покупатели жалуются на обратное, и при беспристрастном отношении прихо­дится сказать, что торговая прибыль теперь во всяком случае не уменьшилась. Следовательно, она не могла влиять на уменьшение современных цен товаров вдвое сравнительно с теми, какими они должны бы быть при утроении количества кредитных билетов на нашем рынке. Значит, прибли­зительно, и в этомъ II факторе б" = б^", и он, при­равнявшись к 1 для данного периода времени, выпал из формулы. Иначе цены были бы ещё много выше современных.

В III факторе символ м" обозначает количество денег, попавших в мёртвое озеро в настоящее время, а символ м' — количество их, бывшее там до войны. Оба количества выражены в процентных долях имеющегося в соответственный момент полного количества денег. Стал ли больше этот процент в настоящее время, сравнительно с тем, что было до войны? Конечно, нет. Так как величины м" и м' даны здесь в процентах всего имеющегося в соответственных моментах количества денег, а теперь их ходит втрое больше, то и при том же самом проценте обеих величин (м" = м') озеро мёртвых денег предпо­лагается формулой втрое более, чем до войны. Скорее оно относительно уменьшилось. Но допустим, и это будет недалеко от истины, что приблизительно м" = м', тогда и этот фактор III обращается в 1, и для данного периода времени выпадает из формулы.

В IV факторе символъ н" даёт количество продуктов производства, находящихся вместо рынка в мёртвых складах в настоящее время, а н' — количество их, находившееся там до войны. Оба количества даны в процентах всей суммы продуктов внутреннего производства, сделанных для продажи к соответственному периоду. Предполагая, что количество их в настоящее время в России приблизительно то же, что было до войны, зададимся вопросом: стало ли товаров в мёртвых скла­дах теперь относительно меньше, чем было тогда? Я говорю меньше, потому что в этом члене только уменьшение процента товаров, попавших в мёртвые склады, может содействовать уменьшению цен рыночных товаров сравнительно с их те­оретическими ценами. Но читатель сам скажет, что у торговцев теперь, наоборот, господствует стремление "попридержать товар", чтоб переждать период падения денег. Значит, этот фактор мо­жет только ещё более увеличить современные цены. Но допустим, что даже и здесь н" = н', т.е. что ёмкость мёртвых складов не особенно прибыла, тогда и этот фактор IV получим возможность приравнять к 1 и выбросить из формулы.

В факторе V мы впервые получаем возможность объяснить то удивительное на первый взгляд обстоятельство, что цены на внутреннем рынке возросли только в полтора раза, в то время, как бумажных денег в него напущено теперь втрое более, чем было всех денег до войны. В этом символе к' обозначает количество продаж, совер­шившихся до войны во взаимный кредит, т.е. без­денежно, по записям в торговых книгах, сокращавшихся по истечении торгового года без употребления реальных расплат наличными день­гами. А к" даёт то же самое для современного мо­мента. И действительно, всякий торговец скажет, что к" теперь много менее, чем к', т.е., что взаим­ное торговое доверие, всегда основанное прежде всего на доверии к финансовой политике прави­тельства, почти исчезло, и расплаты приходится делать большею частью наличными деньгами.

Ясно, что при к" большем, чем к', фактор V даёт понижение цен, и даже прямо видно, что любое числовое значение п он получит, когда в нём:

Формула выброса кредитных торговых сделок на наличный рынок.

 

Поясню это двумя примерами на рассматриваемом нами случае, т.е. покажу, при каких условиях коэффициент

Решив это последнее равенство по общим алгебраическим правилам, видим, что здесь к" = 2к' —100. Это значит, что если налично-денежный рынок данной страны в начале исследуемого нами про­межутка времени ничего не всосал в себя из области кредитных сделок и ничего не выбросил в эту область (т.е. имел к' = 0), то теперь, в конце исследуемого промежутка, он всосал в себя из области этих кредитных сделок стопроцентное приращение (к" = — 100), т.е. удвоился, за счёт кредита (причём знак минус обозна­чает всасыванье). Вставив эти значения в исследуемый нами V-й фактор:

 

в формуле (7), мы действительно и видим:

Если же допустим, что и перед войной наш налично-денежный рынок уже всосал в себя из области кредитных сделок приращение, например, в 10 процентов (к' = 10), то наш V-й фактор требует для доставления себе половинного числового значения, чтоб теперь было

откуда к" = —120,

т.е. налично-денежный современный рынок всосал бы в этом случае в себя из области кредита приращение в 120 процентов своей прежней ве­личины.

Я нарочно остановился подробнее на разборе этого V-го фактора, потому что только он один удовлетворительно объясняет, почему теперь цены золота и всех товаров в продаже повысились лишь в полтора раза, тогда как по теории должны бы были повыситься уже в три раза.

Знание причины здесь очень важно для всякого общественного деятеля.

Оно показывает, что как только будет заключён мир, и торговое доверие возвратится, так этот фактор вновь примет своё нормальное зна­чение, равное 1, и цены удвоятся даже по сравнению с современными, если не будут приняты меры к уменьшению числа кредиток ещё до конца войны, как это сделали у себя предусмотрительные немцы.

Но может быть и последний — Фактор VI, которого мы ещё не разбирали в на­шей формуле (7), способен тоже помочь делу? В нём П'₁ обозначает количество дополнительных товаров нашего внутреннего рынка до войны, а П"₁ — теперь. Понятно, что для сравнения современного рынка с прошлым (а не обоих с каким-либо предыдущим) можно П'₁ приравнять к нулю и разбирать только значение П"₁. Сделаем же это и спросим, увеличился ли наш внутренний рынок теперь сравнительно с тем, каким он был до войны?

Если мы исключим военные заказы на нашем внутреннем рынке, если мы вспомним, что зна­чительная часть рабочего населения принуждена сидеть в окопах, то мы никак не будем в состоянии признать, что наше внутреннее производство увеличилось за время войны и этим способствовало понижению цен.

Значит, за исключением сокращения кредита, все объяснения современного низкого состояния цен, сравнительно с теми, какими они должны бы быть от влияния тройного количества отпечатанных денег, отпадают, а потому и все мои вы­воды о неизбежном поднятии их ещё вдвое по окончании войны, когда восстановится торговый кредит, остаются в полной силе.

Винить при этих условиях торговцев, будто бы стакнувшихся между собою против потребителей, значить не понимать основной сущности государственного хозяйства и направлять естественное противодействие общественных сил, стремящихся восстановить нормальные цены на рынке, против тех компонентов общества, которые тут ни при чем ¹⁾.

(¹⁾См. в конце книги: Приложение VI. Спекуляция.)

 

Столкновение потребителей с торговцами при этих условиях привело бы только к общей катастрофе.

Сделанный здесь мною математический анализ предмета указывает только на одну основную причину современного вздорожания всех цен.

 

ГЛАВА VI.

Залежи бумажных денег в кассах и банках и бумажный водоворот, как последствие этого. Невозможность длительного поднятия рыночных цен стачками торговцев.

 

На этот же избыток бумажных денег на торговом рынке указывают, и помимо нашего ма­тематического анализа цен, многие общественные явления и прежде всего отлив в государственные ссудо-сберегательные кассы и в частные банки зна­чительного количества денег с обычного торгового рынка.

Я уже показывал ранее, что банки и кассы могут принимать вклады и выплачивать за них вкладчику проценты только тогда, когда они мо­гут немедленно ссудить их предпринимателям на устройство или расширение какого-нибудь земледельческого, промышленного или технического предприятия, дающего хотя бы немного больший доход. Если в банках образуются денежные залежи, то эта мёртвая груда денег, за которую им прихо­дится платить проценты, даёт им ежемесячный убыток, и потому они должны во что бы то ни стало сплавлять скопляющаяся у них деньги во всевозможные доходные предприятия ¹⁾.

(¹⁾ Так, при ломбардных операциях банки выдают пред­принимателям на устройство новых, или расширение уже имеющихся операций деньги под залог акций, или удостоверений (варрантов) от складов, принявших на хранение их това­ры, или удостоверение железнодорожных, или судовладельческих администраций (конносаментов) на принятие для отправки грузов, и т.д. При ипотечных операциях банк выдаёт из приносимых в него вкладов долгосрочные ссуды под залог недвижимых имуществ (домов, земель), что обычно приводит к их улучшению, или созиданию новых построек и т.д. Банки же типа credits mobiliers непосредственно употребляют вклады своих вкладчиков на покупку акций вновь учреждающихся предприятий. И т.д.)

 

И вот по причине остановки единственно пригодного для этого средства созидания новых производительных предприятий или расширения старых, осуществлять которые стало трудно по при­чини недостатка рабочих рук, банки у нас те­перь начинают сами скупать на свои залежи осо­бенно доходные частные дома и крупные именья.

Но что же из этого выйдет? Если бы банки не покупали готовые, а строили новые дома, то их деньги пошли бы по мелочам тысячам рабочих, которые отнесли бы их на торговый рынок, по­купая там нужные им товары и этим оживляя рынок.

А теперь залежавшиеся деньги идут помимо рынка одновременными миллионными суммами частным домовладельцам, которые сейчас же возвращают их обратно в те же банки, т.е. на деле даже и не возвращают, а просто соглашаются, чтоб банк переписал часть его залежи в их частный вклад, находящейся у него же в нераз­дельной смеси с той самой залежью, или при таких же условиях в другом банке.

Общая залежь в банках от этого, конечно, нисколько не уменьшается, а избыток бумажных денег только кружится водоворотом, как в речной заводи, вне общего производительного русла. И вот, купив один дом, банк уже приторговывает другой, и если бы такой процесс мог про­должиться и далее, то, без сомнения, даже и неболь­шая денежная залежь, в одиночку, как насос, довольно скоро перекачала бы все обычные доход­ные дома и крупные именья из частной собствен­ности в собственность банков, т.е. попросту исчезли бы все частные домовладельцы и крупные землевладельцы, а затем та же самая залежь, вра­щаясь, но не уменьшаясь, начала бы перекачивать в собственность банков остальные частные земли, фабрики, заводы, и всё околлективилось бы таким образом в руках вкладчиков. Но на деле этот процесс должен быстро прекращаться, так как каждый новый круговорот в этом омуте приво­дит к ещё большему падению денег и вздорожанию всех предметов спроса.

Видя, что банкам необходимо обратить свою за­лежь во что-нибудь доходное, домовладельцы и крупные землевладельцы соглашаются продавать свои дома только по повышенной цене, и банкам для оплаты своих процентов вскоре придётся по­высить квартирные платы, почему они и покупают не всякие дома, а только на бойких местах. Не­обходимость платить более за квартиру вызовет у нанимающего её торговца повышение цен на его товары, а если жилец — служащий, или вообще труженик, то он потребует у своего хозяина прибавки жалованья или платы за труд.

Значит, всё ещё более вздорожает, или дру­гими словами произойдёт новое падете ценности денег. Но и здесь процесс не может длиться беспредельно. Рынок способен всасывать в себя тем больше бумажных денег, чем больше уменьшается ценность каждой бумажки. Ведь вся­кому ясно, что если по своей покупной ценности рубли обратятся в полтинники, то рынок, остав­шись тем же, будет в состоянии удержать в своём русле столько же таких новых рублей, сколько вмещает теперь полтинников, т.е. вдвое более, и, благодаря этому залежи из банков по­степенно уплывут на внутренний рынок.

Значит банки, взятые вместе, могут скупить у частных владельцев лишь такое количество доходных, или обратимых в доходные домов и земель, сколько нужно для понижения ценности де­нег, достаточной для того, чтобы рынок вытянул в себя обратно все залежи. На этом скупка пре­кратится, не дав никому реальной выгоды, а только невидимые убытки владельцам процентных бумаг, которым под названием рублей на их купонах будут давать простые полтинники, при переводе их ценности на единственно неизменный масштаб — жизнетратный эквивалент данной де­нежной единицы.

Таким образом и математический анализ пред­мета и простое наблюдение общественных явлений вполне подтверждают уже высказанный мною и, на первый (не углубленный в сущность дела) взгляд, парадоксальный вывод, что ни войны, ни стачки торговцев, и ничто другое, не способны вы­звать одновременного повышения всех рыночных цен, если государственный банк не выбросить к этому времени на рынок более не обмененных на золото бумажных денег, чем сколько нужно для его насыщения, или если правительство, в случае сокращения рынка от войны или забастовок, не удалит тотчас же с рынка соответствующей ча­сти бумажных денег, выкупив их тем или иным способом и уничтожив.

 

ГЛАВА VII.

Невозможность общего повышения рыночных цен стачками производителей-кустарей, или капиталистов. В чём источ­ник прибыли производителей-капиталистов? Распределение ими этой прибыли.

 

Но может быть — скажут мне — длительно повы­сить все цены способны стачки производителей, хотя на это и не способны стачки торговцев?

И это совершенно немыслимо.

Я уже показывал в анализе коэффициента производительной неустойчивости (1+ а/100) в мо­ей формулы цены, что одинаковая нужда торговца в производители и производителя в торговце не­избежно приводит к тому, что производитель начинает продавать торговцу свой продукт прямо по его жизнетратной стоимости, без выгоды, и по­тому приращает своё богатство лишь на столько, на сколько производит больше, чем потребляет. Этим и оправдывается пословица: "от трудов праведных не наживёшь палат каменных", по крайней мере, если этот труд не культивирован­ный, т.е. не требует специального обучения, или не гениальный, т.е. не требует исключительных способностей, или не привилегированный, вроде труда административного в высших государственных должностях.

Однако же — опять возразят мне — приведённая вами пословица приложима только к простым одиночным производителям, а вы ваш коэффициент производительной неустойчивости приравни­ваете к нулю и для фабрикантов и заводчиков, считая их продающими свои товары торговцам тоже по жизнетратному эквиваленту. Откуда же они наживают так часто каменные палаты?

На это очень легко ответить.

При капиталистическом строе всякий фабри­кант или промышленник облагает своих рабо­чих, так сказать, налогом, т.е. платит им де­нежный эквивалент лишь за часть произведенного ими товара, а остальную часть (при современных экономических условиях в России — почти половину) распродает по цене, обычно близкой к их жизнетратному эквиваленту, как будто в свою пользу ¹⁾.

(¹⁾Конечно, можно формулировать это и иначе. Можно ска­зать, что капиталист даёт своим рабочим, в виде заработной платы, меньший жизнетратный эквивалент, чем сколько следовало бы по даваемому ими продукту. Но эта формулировка лишь по фразеологии отличается от моей, имеющей то удобство, что она капиталистическую прибыль приводить к одноимённости с дру­гими налогами, вроде государственного, а также с повин­ностями и с рентами крупных землевладельцев, которые, как всякий знает, продают своё сено, овёс, пшеницу и т.д. никак не по высшей цене, чем крестьяне в той же местности, а по тому же самому жизнетратному уровню, и однако же не все разоряются, а часто и богатеют.)

 

Но это лишь по внешности. На деле же выхо­дить следующее. Весь валовой доход с предприятия употребляется так:

А. — Непосредственная плата рабочим.

В. — Некоторая доля валового дохода идёт (как мы видели и в торговой прибыли) на ремонт зданий и на содержание администрации, которую пришлось бы сохранить и при социалистическом строе.

С. — Некоторая доля идёт на покупку сырых материалов.

D. — Некоторая доля кладётся в банки, которые в период экономического прогресса употребляют её на сооружение новых путей сообщения, новых фабрик, рудников и других промышленных и земледельческих предприятий, соответствующих постепенному приросту населения и на расширение уже существующих предприятий.

Е. — Некоторая доля идёт на основание и содер­жание частных просветительных и благотворительных учреждений.

F. — В среднем не более 5%, т.е. 5 копеек с рубля, идёт на содержание самого капиталиста и его семейства, если это довольно крупный капи­талист, а не мелкий.

Вот почему при всех попытках перехода от капиталистического труда к ассоциациям рабочих, материальная выгодность таких переходов (я го­ворю не о моральных выгодах) никогда не оправды­валась в такой степени, как ожидалось, хотя из перечисленных мною шести родов вычетов, — обычных для крупных капиталистов, — у ассоциаций и коопераций сохранялись часто только две, по пунктам В и С, а остальные (т.е. вычеты D, Е и F причислялись к личным доходам участников, т.е. к пункту А) и целиком потреблялись ими.

Что же касается до одиночного, индивидуального производства тех же самых продуктов, то оно никогда не могло конкурировать с крупным капиталистическим. Несмотря на то, что индивиду­альный производитель обычно не несёт ни одного из перечисленных мною дополнительных вычетов (В, D, Е, F), жизнетратный эквивалент его продукта всегда оказывается нисколько выше, чем по какому продаёт его капиталист, платящий рабочим, по внешности, не более как за половину выработанных ими продуктов. Вот почему крестьяне почти никогда не переходят с фабрик и заводов к кустарному труду.

Применение машин в капиталистическом про­изводстве делает капиталистический труд много более производительным, чем кустарный, оди­ночный ¹⁾.

(¹⁾ См. приложение III. Польза машин.)

 

Но возвращусь к моему предмету.

Мы только что видели, как валовой доход с капиталистического производительного учреждения разлагается на шесть частей (конечно, можно и более детализировать). Обозначим этот ва­ловой доход через W, а за частями оставим пре­дыдущие обозначения; в таком случае получим:

W = A + B + C + D + E + F . . . . . (9)

Отсюда мы всегда можем вычислить любую из этих величин, зная остальные из фабричных и домовых книг хозяина. А разделив обе части равенства на валовой доход F, перейдём и к их процентным соотношениям между собой:

где 1 есть полный доход с капиталистического учреждения, и все остальное его относительные части.

Но как бы ни распределялись в данном ка­питалистическом предприятии части В, С, D, Е и F, однако часть А, т.е. жалованье рабочим, ему не­избежно приходится платить по тому же жизнетратному уровню (т.е. по тому же уровню, а не по пол­ному эквиваленту всего их труда), по какому пла­тят и все остальные капиталисты своим рабочим. Кажущееся исключение бывает только в таких случаях, когда речь идёт о каком-либо культивированном (техническом) труде, требующем значи­тельного количества жизнетратной энергии при изуче­нии, которая теперь тоже должна быть уплачена труженику из продуктов производства, как бы отдан­ная им капиталисту предварительно в кредит ¹⁾.

(¹⁾ См. приложение II. Оценка культивированных, исключительных и привилегированных предметов спроса и предложения.)

 

Если какой-нибудь фабрикант, или заводчик, или промышленник станет платить обычным своим рабочим по низшему жизнетратному уровню, чем платят другие, то наиболее подвижные и сметливые из рабочих начнут уходить от него к другим и этим заставят его поднять плату оставшимся до одинакового с другими жизнетратнаго уровня. Значит и продавать свои продукты потребителям всякий капиталист будет в состоянии лишь пропорционально той же доле жизнетратнаго уровня их производства, как продают и все остальные производители, в том числе и золотопромышленники. Следовательно, формула моя для определения рыночных цен останётся не­изменной и в применении к данному случаю.

Отсюда ясно, что от "стачки всех капиталистов против рабочих", и от соответственного понижения жалованья им всем, уменьшается только та доля производимых ими товаров, за которые капиталиста им платит, т.е. вместо, например, половины он будет оплачивать 40%. Цены то­варов, как простой эквивалент их обмена на другие товары, находящееся в тех же условиях, нисколько не изменятся от всего этого при сохра­нены золотой валюты или при отсутствии выпуска избыточных кредиток.

 

ГЛАВА VIII.

Невозможность длительного повышения всех рыночных цен стачками рабочих. Роль труда и капитала в экономической эволюции современного общества. Преимущества социалисти­ческого строя не столько материальны, сколько моральны.

 

Точно так же и достижение рабочими общей при­бавки заработной платы, путём ли всеобщей стачки, или другими средствами, сведётся лишь к распро­даже в их пользу большей доли производимых ими продуктов и к соответственному уменьшению той доли из чистой прибыли капиталистов, ко­торая распродавалась ими ради дальнейшей эволюции производства. Ведь совершенно ясно, что при всяком повышении рабочей платы, путём понижения своей чистой прибыли, капиталисты прежде всего пожертвуют той долей В моего перечня (в предшество­вавшей главе форм. 9), которая у них идёт на со­зданье новых промышленных предприятий, и этим сократят экономическую эволюцию данной страны.

Значит, прирождённое стремление всех мало образованных капиталистов увеличивать всеми возможными средствами доходы со своих промыш­ленных и земледельческих предприятий, или — как говорится в общежитии, богатеть, — являлось до сих пор в общественной жизни силой, непроизвольно и бессознательно стре­мящейся улучшить благосостояние и условия тру­довой жизни будущих поколений человечества посредством ухудшения до последней степени условий существования современных трудящихся масс. А прирождённое стремление всех малосознательных рабочих к возможно большему увеличению заработной платы и к сведению времени своего труда на минимум, являлось до сих пор силой, непроизвольно и бессознательно стремящейся низвести до нуля именно ту долю капиталистических доходов, которая обусловливаем эволюцию экономической жизни человечества при его современном строе, т.е. бессознательно пожертвовать готовящимися преимуществами своих будущих поколений, для большей обеспеченности своего со­временная поколения.

То или другое положение равновесия этих двух борющихся сил при капиталистическом строе всегда является мерой экономического прогресса в каждой стране в данный момент, и отсюда само собой понятно, что всякая кооперации и кустарное производство при таком строе являются учреждениями консервативными, поскольку они улучшают уровень жизни своих членов за счёт слагаемых D и Е нашей формулы 9-й. Вот почему и в случае перехода от капиталистического строя к социалистическому пришлось бы сохранить в виде обязательных налогов все те доли чистой прибыли капиталистов, которые теперь идут у них на ремонт зданий, на содержание администрации (техников, сторожей и т.д.), на покупку сырых материалов, на вклады в банки, на просветительные и благотворительные учреждения (фабричные читальни, больницы и т.д.). Да и из той доли, которая тратится теперь капиталистом или крупным землевладельцем на содержание себя и сво­его семейства, пришлось бы выделить соответствен­ную долю на содержание избранного на срок директора-распорядителя и его семейства в данном социализированном учреждении ¹⁾.

(¹⁾ См. приложение III. Выгоды и невыгоды социалистического землепользования.)

 

Очевидно, что при таких условиях переход от капиталистического строя к социалистическому не будет иметь тех материальных выгод, каких многие ожидают от него, но он будет иметь крупные моральные преимущества во всех тех случаях, когда население, во всей своей массе, будет способно понимать преимущество моральных выгод над материальными.

Такой переход в области экономических со­отношений, очевидно, вполне соответствует пере­ходу от монархического строя к строю республиканскому в области гражданских соотношений, а потому он совершенно немыслим без последнего ¹⁾.

(¹⁾См. приложение IV. Влияние роскоши богатых и праздности ленивых на увеличение годичного количества труда остального населения в современном обществе.)

 

Резюмируя всё сказанное на последних страницах по отношению к главному предмету настоящего исследования, мы видим, что борьба капитала с трудом, в каком бы положении равновесия обеих сторон она ни оказалась в данный момент, не может оказать никакого влияния на одновременное повышение, или понижение, цен всех продуктов человеческого труда.

Это легко показать и на исследовании нашей основной формулы рыночных цен. Действительно, допустим, что капиталист уплачивает рабочим физиологический эквивалент только за 1/n -ю долю про­изводимого ими продукта продажи и, следовательно, оставляет в свою пользу (n — 1)/n -ю долю. Тогда наша формула цены любого отдельно по­купаемого товара (фор. 2-я) превратится в новое видоизменение:

Но здесь ясно, что при всякой числовой вели­чине доли рабочих 1/n, которая никогда не мо­жет быть больше n, т.е. всего произведённого ими продукта, — коэффициент в скобках перед П всегда равен единице, т.е. это — внутреннее распределение долей валовой стоимости производства, и не может иметь на рыночную цену Ц любого товара никакого влияния ¹⁾.

(¹⁾ См. приложение V. Работа и развлечение. Эволюция чело­веческой психики, как основа всех изменений общественного строя.)

 

Точно так же не могут влиять на неё и увеличение или уменьшение налогов, если они равномерно распространяются на все товары, т.е. берут в пользу государства одинаковую долю со всех продуктов, а неравномерное распределение нало­гов повысит цены только более обложенных товаров, соответственно понизив цены менее обложенных. Здесь выходит то же самое, как повы­шение одной чашки весов обязательно вызывает понижете другой.

Повышение суммы налогов при наличности золотых денег на рынке приводит не к увеличению рыночных цен, а только к увеличение ежегодного количества народного труда, т.е. к тому, что людям придется соответственно сокра­тить число праздничных дней или увеличить число часов в рабочие дни. А если этого не сделать, то повышение налогов отзовётся опять прежде всего на той доле капиталистических прибылей, которая идёт на эволюцию экономической жизни человече­ства, т.е. повышение налогов задержит экономи­ческий прогресс в стране, если данная прибавка назначается на непроизводительные траты, вроде увеличения армии, военного флота, пеней, или на уплату долгов, экстренно сделанных при каких-либо крупных общественных бедствиях, вроде войн, землетрясений, неурожая.

 

ГЛАВА IX.

Единственное средство прекратить дальнейшее вздорожание всех предметов торговли и найма.

 

Таким образом, с какой точки зрения мы ни разбирали бы вопрос о рыночных ценах, со вся­кой мы видим одно и то же: пока золото в обращении не заменилось целиком бумажками, ничто, за исключением облегчения добычи самого золота, не может понизить рыночных цен на все товары.

Полное исчезновение золотой монеты из обращения в данной стране, хотя бы она и лежала горами в государственном банке, есть первый признак того, что бумажные деньги, выпущенные в оборот взамен бывшего золота, уже насытили торго­вый рынок и ему больше их не надо.

Всякий их дополнительный выпуск фатально и непредотвратимо (какие полицейские меры ни прини­мались бы против торговцев) будет вызывать про­порциональное падение стоимости этих бумажек и соответственное повышение цен. А отсутствие безусловных гарантий, что при новом неожиданном затруднении или крайней нужде в деньгах, правительство не сделает нового выпуска кредиток и этим ещё более не обесценит деньги, вызовет у всех торговцев, ради сохранения своих уже имеющихся сбережений, стремление сократить свои обороты. Они легко сообразят, что им лучше придержать у себя запасы товаров, физиологический эквивалент которых постоянен, чем, хотя бы и с моментальной выгодой, обменять их на бумаж­ные деньги, имеющие лишь условный физиологический эквивалент, падающий при каждом их новом выбросе из государственной типографии на ры­нок, хотя бы и не даром, а за соответствующий товар.

Поясню это наглядным примером, заранее извиняясь за его выбор, но без него мне трудно сделать очевидным этот последний пункт, которого не могут понять многие в публике, вообра­жающее, что государство может печатать сколько угодно бумажных денег при единственном условии, давать их не даром, а лишь как эквивалент какого-либо покупаемого им реального товара. При этом будто бы бумажки эти превращаются в какие-то боны, эквиваленты товара, имеющие свою опреде­лённую стоимость.

Представьте себе, что вы обзавелись печатным станком и стали печатать на нём рубли и десяти­рублёвки, не отдавая их никому даром, а только торговцам за товар. Каждый раз, как вам по­надобилось бы что-нибудь, вы отхлопнули бы нужное вам количество бумажек и получили бы от тор­говца всё, что вам нужно. В результате и все другие, догадливые, вроде вас, покупатели, сделав то же, что и вы, жили бы припеваючи, а все тор­говцы и производители остались бы только с ваши­ми бумажками, и что они стали бы с ними делать? Принесли бы вам для обратного возвращения товаров? Но вы ответили бы, что уже истра­тили их!

Таким образом, если кто-нибудь (хотя бы это было и правительство) никому не раздаёт бумажных денег даром направо и налево, а только в виде квитанций (или бонов, или как вы их там ни назовите) за полученный товар, то это ещё не значит, что такие "векселя" всегда полнодействи­тельны. Если их выдано на большее число физиологических эквивалентов, чем насколько имеется товаров на общем рынке, то общество невидимо для себя находится в состоянии банкротства, и реальная цен каждой ходящей в нём кредитки (или как бы вы её там ни называли) будет ровно во столько же раз меньше написанной на ней цифры, во сколько раз число номинальных физиологических эквивалентов, означенное на всех, ходящих в данное время в стране кредитках, больше числа реальных физиологических эквивалентов имею­щихся в продаже товаров.

Увеличьте рынок, т.е. и производство и потребление, и цена их увеличится. Но увеличить рынок вы можете только: 1) увеличив потребителей, т.е. население, и 2) увеличив потребительную способность каждого обывателя (или значительной части населения), т.е. заставив их более трудиться и потреблять. Но и то и другое трудно сделать, а потому, для быстрого возвращения цен к прежним нормам, правительствам тех стран, где отпечатано слишком много бумажных денег, остаётся только одно средство: выкупить весь их избыток, распродав для этого часть своих имуществ, и немедленно сжечь все полученные таким способом бумажный деньги, дав притом фактически ненарушимые гарантии, убеди­тельные для каждого обывателя, что ни при каких дальнейших экстренных надобностях в деньгах не будет выпущено новых кредиток, а в случае необходимости будут приняты другие экстренные меры, вроде только что указанной мною распродажи имуществ для выкупа избыточных кредиток. Это тот самый способ, который уже пыталось применить русское правительство в 1811 году, когда, напечатав бумажных денег вчетверо более, чем вмещал их тогдашний ры­нок, оно добилось того, что все цены поднялись более, чем вчетверо, и ассигнационный рубль стал 23⁵/₇ коп. на тогдашнюю единицу меры цен­ностей — рубль серебром. Однако, продав государственных имуществ только на 11 миллионов рублей, кото­рые и были сожжены, правительство предпочло остановиться и закрепить путём девальвации навсегда те четверные цены.

То же самое вновь будет и теперь, если приме­нённая тогда мера не будет проведена в полном размере. Я, конечно, хорошо понимаю её затруднения. Удаление с внутреннего рынка двух третей наполняющих его бумажек так же трудно, как легко было их напустить. Кроме того, неизбежно связанное с этим кажущееся падение цен на то­вары и труд будет вызывать сопротивление не понимающих его фиктивности торговцев и рабочих. Однако, никакого другого быстрого средства под­нять ценность бумажных денег и этим прекра­тить вздорожание всех товаров, нет и, как показывает произведённый много выше математиче­ский анализ, не может и быть ни при каких условиях общественной жизни.

ПРИЛОЖЕНИЯ

 

ПРИЛОЖЕНИЕ I.

Физиологические эквиваленты различных предметов про­дажи и уравнение времени соответствующих им занятий. Три основные фактора экономической жизни и их аналогия с тремя основными факторами жизни природы

 

Физиологический эквивалент Ф какого-либо заня­тия, очевидно, пропорционален про-должительности Т времени этого занятия, выраженного в годах, и его интенсивности И:

 

Ф = Т^.И .......... (1)

 

Здесь интенсивность определяется, как вели­чина, прямо пропорциональная количеству Е физиологических трат организма в такое время Т₀, ко­торое проходит без отдыха от начала активного периода работы до его конца, если работа лёгкая, и до полного восстановления сил, если она тяжё­лая, т.е.:

 

И = R/Т₀ ........... (2)

 

При труде сторожа физиологическая деятельность R есть деятельность праздноживущего организма. Обозначим её через R₀. При труде, например, кузнеца, как тяжёлом, она получает ещё неко­торый придаток R. Значит, вообще:

 

И = (R₀ + R_n) / T₀ ...... (3)

 

Внеся это значение в первое равенство, видим, что физиологический эквивалент данного за­нятая, а с ним и его продуктов, выражается так:

Формула физиологического эквивалента труда и его продуктов.

 

Здесь Т есть продолжительность занятия, выра­женная в годах, как естественных единицах, и, конечно, в дробных остатках их, если такие есть, или если время занятия данным предметом окажется менее года.

Эта формула даёт возможность уравнять по вре­мени все роды обязательных занятий в каком-либо сложном учреждении, где всем даётся оди­наковое годичное жалованье.

Пусть в одном роде труда физиологический эк­вивалент:

 

Ф = Т' (R₀ + R_n) : Т₀,

 

а во втором:

 

Ф = Т" (R₀ + R"_n) : Т₀

 

Перенеся Т' и Т" в первую часть и разделив оба равенства друг на друга, имеем:

Отсюда видим, что если Т' есть, например, время активного дежурства, у которого R'_n = 0, a Т" — время активной работы кузнеца, у которого положим:

Другими словами: время Т" активной работы кузнеца, вместе с периодами отдыха до полного восстановления его сил, не должно превышать ше­стидесяти шести сотых долей времени дежурства сторожа, а при равенстве часов занятия плата ему должна быть повышена на 66% сравнительно со сторожем.

Определить физиологические эквиваленты труда помимо обычной их оценки спросом и предложением, по-видимому, возможно физиологическим исследованием (количественным анализом почечных и лёгочных выделений).

Рассматривая вышеприведённые формулы, а также и все другие, которые будут даны далее в этом же исследовании, мы не можем не видеть, что в экономической жизни человеческих обществ фигурируют три основных фактора. В их функциях мы можем представить все остальные факторы в этой области, но их самих нельзя выразить никакими определёнными функциями друг от друга. Эти основные факторы: время Т труда, или занятия, физиологический эквивалент П в разнообразных предметах спроса, и денежный эквивалент Д.

И замечательно, что в жизни природы мы тоже находим три основных фактора. Это — время Т действия, количество М инертности (или массы) в разнообразных телесных скоплениях физической энергии, соответствующее трудовому эквиваленту П разнообразных продуктов спроса, и объём W телесных скоплений физической энергии, соответ­ствующий денежному эквиваленту ¹⁾.

(¹⁾ Об этом см. мою книгу: Основы качественного физико-математического анализа, изд. И.Д. Сытина, Москва, 1908 г.)

 

Интересно так­же, что цена Ц предметов с этой точки зрения является аналогом пространственной растяжённости физических тел, а не их плотности.

 

ПРИЛОЖЕНИЕ II.

Оценка культивированных, исключительных и привилегированных предметов спроса.

 

Культивированными видами спроса я называю такие, которые требуют для своего осуществления долгого предварительного обучения. Таков, например, труд доктора, требующий у нас девяти лет обучения в гимназии и пяти лет в университете, т.е. 14 лет, и все ему подобные виды занятий.

Как должны оцениваться такого рода профессии?

Говорят, что они должны оцениваться выше, чем обыкновенный рабочий труд, обучение кото­рому занимает лишь ничтожное время.

Рассматривая этот случай с точки зрения жизнетратной стоимости, мы видим, что раньше, чем начать свою оплатную работу, здесь человек уже проработал 14 лет своей жизни. Если б всё это время он жил на субсидии от общества, которые должен был бы возвратить из своей будущей деятельности, то цена каждого года его после­дующего, оплачиваемого труда для равноценности с годом не культивированных родов труда, опре­делилась бы формулой:

Формула для оценки культивированных родов труда.

 

Где Ц₀ есть его годичное вознаграждение; П₀ — продолжительность его труда, выраженная в годах же; Д₀ — жизнетратный эквивалент этого труда по отношению к золотым деньгам. Величина Ж есть средняя продолжительность жизни человека этой профессии; А — время его детства до начала обучения; У — время его учения и И — издержки обучения, так как он за это время не только не получал платы, но сам тратил и за ученье и за нужные книги. Таким образом, считая, что где-нибудь врач в среднем поступает в пригото­вительный класс гимназии в 8 лет, мы имеем А = 8; зная, что он учится 14 лет, имеем: У = 14; трата его за ученье и книги могла быть за 14 лет обучения эквивалентны 6 годам чернорабочего труда, значить, И = 6. Допуская, что средний возраст жизни человека этой опасной профессии в данной стране 35 лет, находим:

т.е. гонорар его должен бы быть вчетверо боль­ше, чем гонорар, например, простого сторожа, или рабочего ¹⁾.

(¹⁾ Продолжительность средней жизни человека в Европейских городах постоянно увеличивалась. Так, в Женеве средний возраст умерших был:

В 16 веке ......... 18 лет

в 17 веке ......... 23 года

в 18 веке ......... 33 года

в 19 веке ......... 43 года.)

 

Говорят, однако, что эта точка зрения не вполне, ясно обоснована.

Прежде всего, за обучение врачей в современном обществе платит, обыкновенно, не оно целиком, а родные, которые содержат детей в годы ученья не в долг, а безвозмездно. Дети им не возвращают ничего. Значить тут как будто незачем получать и четверного гонорара.

Однако, это возражение можно устранить тем, что всё, что врач получил от родителей при своём обучении, он морально обязан возвратить своим детям, чтоб продолжать и дальше эту культивированную профессию, так необходимую для человечества. И притом он должен воспитать к культурному труду не одного сына, а всех, т.е. в среднем — трёх детей, считая, что жена его, посвятив себя воспитанно детей и домашнему хозяйству, не имеет своего заработка.

Эта точка зрения, несомненно, должна считаться правильной, пока общество не даёт всем своим гражданам одинакового общего образования.

При таких условиях интеллигентным профес­сиям для продолжения своего существования ничего не остаётся делать, как вычислять свой гонорар по вышеуказанной формуле, хотя это и приводит практически к замыканию интеллигенции в особую касту.

Но если б все получали обязательное общее образование, а для высшего, и тоже бесплатного, избира­лись в достаточном числе наиболее талантливые ученики, как полные стипендиаты общества, тогда избыточный траты на них уже заранее раскладывались бы на себя всем населением, и не было бы причины выше оценивать их труд.

В несравненно более своеобразном положении по отношению к оценке находятся: 1) исключительные предметы спроса, каковы, например, кар­тины гениальных художников, или какие-либо особенно редкие вещи, цена которых возрастает прямо пропорционально платоспособности покупате­лей и их желанию иметь эти предметы, и обратно пропорционально предложению этих предметов их производителями; 2) размножаемые предметы спроса, например, литературные произведения, при кото­рых цена каждого экземпляра может быть тем менее, чем в большем числе эти произведения распродаются; 3) привилегированные предметы спро­са, например, служба в высших государственных должностях, оценка которых в случае мало ограниченной верховной власти зависит всецело от её произвола.

 

ПРИЛОЖЕНИЕ III.

Выгоды и невыгоды социалистического землепользования. Фор­мула социализации земель. Польза машин.

 

В главе 7-й этого исследования я говорил о том, что переход в промышленности от капи­талистического строя к социалистическому более характеризовался бы моральными выгодами, чем материальными. То же самое можно сказать и о зем­леделии.

Действительно, в случае социализации земной поверхности, прежде всего пришлось бы известной частью земель, отчуждённых у крупных и средних землевладельцев, удовлетворить их собственных сельских рабочих и мелких арендаторов из крестьян, разбирающих в людных местностях те частновладельческие земли, которые не использованы рабочими самого землевладельца.

Для "прибавки" окружающих крестьянских на­делов пошло бы, при этих обстоятельствах, лишь то, что осталось бы после удовлетворения выше поименованных лиц, и притом по столько, по сколько отдельный крестьянин может в данное время и при данных орудиях его производства увеличить ежегодное количество своего собственного труда, без надрывания себя работой.

Поясним это математическим анализом пред­мета.

Пусть крестьянских земель, пригодных для хозяйства, в данной области будет а₁ десятин; пусть частновладельческих земель в ней а₂ де­сятин. Пусть всех крестьян b₁ человек, а всех частных владельцев b₂; пусть, наконец, обрабатываемых рабочими частных земель оказывается только d%, а все остальные заброшены, лежат даром. Тогда, при социализации, отношение величины нового надела к старому выразится через n в формуле:

Основная формула социализации земель.

 

Чтоб пояснить читателю примером эту фор­мулу, допустим сначала: 1) что частновладель­ческие земли в стране совсем не обрабатываются, т.е. d = 0; 2) что их владельцы сбежали, т.е. b₂ = 0, и 3) что частновладельческих земель столько же, сколько надельных, т.е. а₁ = а₂. Тогда формула даёт:

 

n = 2,

 

т.е. наделы увеличиваются вдвое.

Но пусть частновладельческие земли все обраба­тывались посредством наёмных рабочих, труд которых был настолько же интенсивен и про­должителен, как окружающий крестьянский. Тогда процент обрабатываемых земель d = 100; и фор­мула даёт:

 

n = 1,

 

т.е. надел изменится в 1 раз (другими словами, совсем не увеличится), как и должно быть, если все частные земли остались за их бывшими ра­бочими.

Допустим, наконец, как третий случай, что землевладельцы при социализации не разбежались, но лишились дохода, который им доставляла эксплуатация труда рабочих, и заявили желание, чтоб и им был дан такой же надел, как всем крестьянам. Пусть число их в данной области было во сто раз менее числа общинных крестьян, т.е. b₂ = 0,01^.b₁, тогда формула даст:

 

n = 0,99.

 

В этом случае общинный надел не только не увеличится от социализации при таких условиях, но станет около одной сотой доли меньше, чем прежде.

Понятно, что в тех странах, где уже не со­хранилось надельных земель, под символом а₁ должна подразумеваться средняя величина землевладения местного крестьянства, обрабатывающего всю свою землю лично, без рабочих, а все, кто имеет рабочих, должны быть отнесены к категории b₂, а их земли к категории а₂.

Все эти многообразный равновесия между числом лиц надельных, лиц рабочих и частных собственников, и между количеством земель во владении тех и других, и приходится иметь всегда в виду общественному деятелю, серьёзно относя­щемуся к своему делу, при исчислении материальных выгод, или невыгод для крестьян от социализации земель в данной стране. Моральные же преимущества социализации для населения, способного их оценить, конечно, всегда очень велики.

Первая основа справедливости в общественной жизни, это, конечно, равноправие всех без исключения. Но это равноправие не должно быть низведением всех на самый низший уровень жизни в данную эпоху и в данной местности, а наоборот.

Так, в тех случаях, когда частновладельческие рабочие обрабатывают, сравнительно с оди­ночными крестьянами, более десятин земли, благо­даря применению машин, ни в каком случае нельзя перевести их при социализации на меньший надел, уничтожив машины, которые давали воз­можность обрабатывать более земли при том же годичном эквиваленте физиологических трат, как и окружающие безмашинные крестьяне.

Совершенно наоборот.

Надо увеличить наделы последних до той же высшей нормы, удалив избыток населения путём колонизации или перевода на фабричную и завод­скую деятельность, чтоб сделать машинный труд применимым для всех землевладельцев нового строя. При этом никогда не следует забывать, что всякое серьёзное усовершенствование в орудиях производства более облегчает жизнь тру­дящихся масс, чем переход от самого худшего в моральном отношении строя к самому лучшему.

Понятно, что во всех тех местностях, где социализация освобождает больше земель, чем сколько их способно обработать земледельческое население доступными ему орудиями производства, избыток земель будет лежать без пользы, как теперь у нас в Сибири, в ожидании достаточного прироста населения. Но пусть в какой-либо стране, при данных условиях её гражданского развития, переход к социалистическому землепользованию даёт по нашей формуле социализации несколько процентов дополнительной земли, а с нею и материальной выгоды людям, лично обрабатывающим всю свою землю. Однако и тут будет всегда не­который минус. Одна из главных трат современных средних землевладельцев заключается, как может видеть всякий, кто знаком с их жизнью, в доставлении среднего и высшего образо­вания своим детям. Значительная часть студентов и курсисток, гимназистов и гимназисток везде из них.

Таким образом, в современном строе средние землевладельцы непроизвольно исполняют, вместе с другими зажиточными сословиями, функцию поддержания в стране интеллигенции, так необходи­мой для её дальнейшей эволюции.

Отчуждение их земель и соответствующих доходов лишит землевладельцев возможности исполнять эту функцию. Отсюда ясно, что после социализации необходимо будет возложить эту обя­занность на всё трудовое население страны, в том числе и на крестьян, обложив их дополнительным, и притом значительным налогом на все­общее бесплатное и обязательное среднее образование, и ещё вторым налогом, для доставления высшего образования наиболее способной части уча­щихся в средних учебных заведениях, для необходимого стране поддержания и расширения интеллигентных деятелей (докторов, инженеров, архитекторов, агрономов и т.д.). Приняв всё это во внимание, возможно допустить, что, при одинаковом применении земледельческих машин и при одинаковой милитаризации страны, социализация зе­мель не принесёт совсем материальных выгод.

Но это ещё не значит, что её никогда не будет.

Ведь, несмотря на все преграды, человечество с каждым новым столетием постепенно научается ставить моральные блага выше материальных. А эволюция науки и техники достаточно облегчит в будущем человеческий труд, чтобы с избытком вознаградить за все, принесённые для них материальные затраты.

Многие у нас ещё не вполне ясно сознают всю пользу машинного производства, сравнительно с ручным, и видя, что продолжительность труда не сокращалась до сих пор пропорционально применению машин, воображают, что так пойдёт и в будущем.

Но это глубокая ошибка. Польза машин опре­деляется строго следующей формулой.

Примем современный рабочий день D₀ за 1 на­шего счёта и спросим себя, как длинен должен быть, при всех прочих равных условиях, новый рабочий день D_n, если к какой-нибудь отрасли труда, дающей теперь занятие а процентам всего трудящегося населения в какой-либо изолированной экономически стране, мы применим новую ма­шину, сокращающую физиологический эквивалента продуктов этого труда в п раз?

Нетрудно видеть, что математически анализ этого вопроса приводить к формуле:

 

Формула, дающая, отношение длины нового рабочего дня к старому при введении ма­шинного производства.

 

Поясню её примером.

Пусть к отрасли труда, дающей занятие 50 про­центам всего рабочего населения изолированной эко­номически страны, применена машина, которая, за вычетом её ремонтов, прислуги, топлива и её собственного потребительного эквивалента (так как она не вечна), сокращает труд рабочего в этой отрасли вдвое. Тогда а = 50, п = 2, и формула даёт:

 

 

Это значить: во всех областях человеческого труда, после введения этой машины, придётся вве­сти во избежание перепроизводства новый рабочий день, продолжительность которого равна ¾ прежнего.

Почему же это так?

Ответь очевиден. 0бщие законы, уравнивающие время и жизнетратные эквиваленты всех родов труда, не допустят, чтоб труд сокращался вдвое лишь в одной отрасли, а разложат скоро получен­ное в ней сокращение и на все остальные отрасли. Поэтому и рабочий день вместо того, чтоб сокра­титься наполовину для 50 процентов рабочего населения, занятого этим трудом, сократится лишь на четверть, но для всех.

Отсюда ясно, что чем меньше процент насе­ления, занятого какой-либо областью труда, тем меньше пользы для всех приносит приложенная к нему машина.

Но почему же со времени Уатта, изобретшего паровую машину, она менее сократила время общечеловеческого труда, чем выходит по этой формуле?

Потому что, благодаря развитию путей сообщения, рабочее население промышленной Европы начало снабжать своими продуктами не один свой рынок, а и отдаленные страны, где машин ещё нет, и, кроме того, потому что потребности европейского населения, особенно в интеллектуальной области (т.е. потребности чтения, образования) сильно увели­чились.

Но увеличение рынков скоро должно будет пре­кратиться, расширение интеллектуальных потребно­стей будет удовлетворено всеобщим образованием, и тогда благодетельное действие замены ручного труда стихийными силами природы с помощью ма­шин скажется в полной мере для рабочего чело­вечества и сократит его ежедневный труд по крайней мере вдвое, если не втрое, или вчетверо сравнительно с современным.

 

ПРИЛОЖЕНИЕ IV.

Влияние роскоши богатых и праздности ленивых на увеличение годичного количества труда остального населения. Обре­менительно ли для трудящегося человека брачное состояние?

Обременительное в прогрессивной степени влияние праздных людей в обществе определяется легко. Если в данной стране, в процентах, имеет­ся Л праздных людей, не имеющих никакого полезного занятия, чистых рантьеров ¹⁾, пенсионеров, нищих, прихлебателей, занятых непроизводительными занятиями (воины, рабочие на пороховых и др. заводах), а также детей и стариков, получающих в среднем тем или иным способом достаточное содержание, — то трудящейся части населения приходится увеличить ежедневное нормальное время (Т₀) своего труда ещё некоторым дополни­тельным лишним временем T₁ по формуле:

 

Формула для определения обременительности праздных людей для трудящегося человечества.

 

где Т₁ означает лишнее, прибавочное время труда трудящегося населения при наличности в данном обществе Л процентов праздных и непроизводи­тельно занятых людей. С₁ означает относительную величину содержания этих праздных людей, по отношению к средней величине С₀ самосодержания трудящихся людей.

(¹⁾ Под чистыми рантьерами я подразумеваю тех, кто живёт исключительно на ренту, не имея определённого занятия. В этом смысле капиталист или крупный землевладелец, отдающий на содержание в порядки своих имуществ столько же физиологических эквивалентов жизнетратной энергии в год, как и каждый из его рабочих, является таким же работником в общем деле, как и они, хотя рыночная оценка его труда в современном строе сильно повышена. Его нормальные, "справедливы" траты на содержание себя и своего семейства, при всеобщем обязательном среднем образовании и достаточно расширенном и тоже бесплатном высшем образованы, не должны превышать траты выборного директора-распорядителя тех же имуществ при социалистическом строе, а без выше приведённых образовательных условий общественную оценку его распорядительной деятельности фактически ничем нельзя понизить.)

 

Таким образом, если, например, в обществе имеется 20% (т.е. Л = 20) празд­ных и непроизводительно занятых людей всяких категорий, в среднем получающих такое же со­держание С₂, как и содержание трудящихся С₀, то число ежедневных часов Т₂ лишнего времени труда трудящихся будет:

 

Т₁= ¼^.Т₀

 

Вы видите сами, что в то время, как число праздных людей увеличилось только на 20%. тру­дящемуся остатку пришлось увеличить время своего труда уже на 25%. А если вы допустите в обще­стве присутствие 80% праздных людей, то, как показывает формула, трудящимся пришлось бы по­высить время своего труда уже на 400%, т.е. ра­ботать впятеро более сравнительно с прежним. Отсюда понятно, как важно для более лёгкой жизни человечества по возможности уменьшать в нём число праздных людей, способных к труду, т.е. всех бездельных, за исключением лиц одряхлевших, болезненных, искалеченных и т.д. и дать всем возможность (или даже поставить в необходимость) заниматься чем-нибудь полезным для общества.

С этой точки зрения чрезвычайно своеобразным оказывается положение прислуги в современном обществе. Прислуживая праздному хозяину, она сама обращается в паразита общества, а прислу­живая трудящемуся, нередко оказывается чрезвы­чайно полезной сотрудницей. Однако в этом слу­чае надо строго различать домашнюю прислугу от работников.

Допустим для простоты; что крестьянин, имеющий избыток земли, нанял себе работника. И сам он работает, и работник работает. Оба нарабаты­ваюсь за год вдвое и на каждого приходится нор­мальный годичный эквивалент труда. Здесь ника­кой потери нет в сумме общей деятельности людей, хотя бы работник и брал на себя часть домашних дел хозяина.

Теперь представим, что труженик в области науки нанял себе домашнюю прислугу. Она изба­вила его от потери времена на подметанье полов, убиранье посуды, ставленье самовара, приготовленье обеда и т.д. А он благодаря этому увеличил свой научный труд.

Здесь мы уже имеем дело не с простым домашним работником, как было в примере кре­стьянина, а с настоящей прислугой, так как в её обязанности входит только снятие с хозяина необходимых в житейской прозе домашних дел, чтобы он мог отдать своё время более полезным для человечества занятиям, к которым способен, или подготовлен, не всякий. В этом случае прислуга, несмотря на то, что она ничего своего не поставляет на общественный рынок, ни через себя, ни через хозяина, не является паразитом общества, а становится как бы рычагом, повышающим труд одного из членов этого общества во много раз больше, чем если б она получила обратно свою прежнюю самостоятельную деятель­ность, от которой перешла к деятельности прислуги.

Но как же оценить в этом случае её пользу?

Степень нужности для данного общества какой-нибудь отрасли человеческого труда определяется её оценкой на общественном рынке. Значит, прежде всего, прислугу содержать имеет мораль­ное право только тот, кто занимается деятель­ностью выше оцениваемой, чем средняя; другими словами, только тот, кто из своих собственных заработков может содержать, кроме себя с семейством, также и домашнюю прислугу, необхо­димую для повышения интенсивности его труда. Всякая излишняя и потому праздношатающаяся при­слуга входит в отдел перечисленных мною выше паразитов общества, целиком, если она чисто парадная, или отчасти, если она не придает деятельности хозяина такого же эквивалента полез­ной жизнетратной энергии, как нормальный рабочий. Отсюда же ясно, что если "человек без определённых заняттий" содержит ещё и прислугу на свои незарабатываемые доходы, то число паразитов общества увеличивается на всё число служащих ему лиц.

Точно то же можно сказать и о брачном состоя­нии. Оно обременительно только для лентяев, чистых рантьеров и вообще праздно живущих людей, да и то лишь в том случае, если жена сама приучена извращённым воспитанием к празд­ности, франтовству и роскоши. Если этого нет и если дело идёт о трудящемся человеке, то брач­ное состояние для него не только не обременительно, но, наоборот, выгодно, так как жена, беря на себя все домашние заботы, освобождает своему мужу время для более производительного труда, если даже и не работает сама в какой-либо обла­сти самостоятельно. Вот почему среди крестьян жена справедливо считается необходимостью в хо­зяйстве, независимо от лежащей на всяком нормальном человеке обязанности продолжать человеческий род.

К вопросу о равноправии и равноспособности женщин и мужчин такое разделение труда ме­жду обоими полами, понятно, не имеет ника­кого отношения, тем более, что занятие первоначальным воспитанием грядущих поколений, которое естественно присвоили себе женщины, захватив благодаря этому и всю область домашней деятельности в семье, является наивысшим и наиважнейшим из всех остальных человеческих занятий, требующим для своего правильного осуществления наиболее высокой и всесторонней умственной и моральной подготовки, которая и должна быть доставляема женщинам средними и высшими учебными заведениями.

Дам математически точную меру этих домашних соотношений.

Каждый отдельный человек имеет свои соб­ственные таланты и соответствующую им трудоспо­собность и продуктивность, которые зависят в физическом труде от силы тех или других мускулов, а в умственном — от развитости тех или других компонентов мозга. Пусть общественная оценка какой-либо культивированной области человеческого труда, которую назовем занятием М выражается через:

 

m₁/m₀ ^.Ю₀

 

где Ю₀ означает её жизнетратный эквивалент, а коэффициент m₁/m₀ отношение спроса m₁на эту область труда к среднему спросу т₀на обычный труд (т.е. её относительно высшая или низшая оплата сравнительно с обычным трудом). Пусть по условиям своей жизни данный человек может в году посвятить этому занятию только время t₁, составляющее лишь некоторую часть времени t₀его общих необходимых занятий. Тогда его годич­ный заработок в культивированной профессии М₁ будет:

 

 

где Ю₀ есть средний заработок человека в данной стране в данное время.

Но Ю₁ ещё не весь его заработок, так как остальную долю t₀ — t₁своего рабочего времени t₀ он посвящает другим общедоступным занятиям М₂ (вроде подметания полов и т.д.), общий зарабо­ток которых (Ю₂) выразится для него через:

 

 

Значит, сумма его валовых заработков:

 

Общая формула права человека на содержание прислуги.

 

Не трудно видеть отсюда, что если общественная оценка культивированного труда М₁ двойная, т.е. m₁/m₂ = 2, то его деятель уже имеет моральное право снять с себя общедоступные занятия М₂, возложив их целиком на прислугу, и заниматься только трудом М₁. Действительно, тогда время t₁ его занятия этим высокоценимым трудом будет равно t₀, т.е. всё рабочее время этого человека бу­дет посвящено одному культивированному труду. А вся сумма его житейских, обычноценимых за­нятий М₂ ( у которых m₂/m₀ = 1), приравнявшись к нулю, выбрасывается нашей формулой вон из его жизни, т.е. переносится на прислугу. Прислуга здесь работает для него, а он зарабатывает общеполезным трудом и на свою и на её жизнь.

Бывают, конечно, и такие занятия, для которых современная общественная оценка m₁/m₂ много выше двойной. Таков труд популярных писателей, артистов, художников и т.д., иногда зарабатывающих в год и во сто раз больше, чем простой рабочий. Однако, следует ли из этого, что они имеют моральное право содержать и 100 человек прислуги? Конечно, нет, потому что за исключением одного, двух или, в крайнем случае трёх слуг, действительно освобождающих талантливого или подготовленного долгим предварительным трудом к необычной работе человека от житейских занятий, все остальные служащие будут чи­стыми паразитами.

Это обстоятельство прямо приводить нас к во­просу о вреде для человечества всякой роскоши и излишеств в частной жизни. Для вычисления того, насколько роскошь и излишества богатых в данной стране и в данное время увеличивают время труда каждого трудящегося человека, прихо­дится расположить все эти современные обществен­ные пороки по величине потребительного эквива­лента соответствующих им предметов роскоши и излишеств. Не трудно видеть, что всякий товар имеет свой коэффициент индивидуального потребле­ния в человеческой жизни, определяемый фор­мулой:

 

Коэффициент индивидуального потребления предметов спроса.

 

Как видно из этой формулы, коэффициент К индивидуального потребления всякого данного предмета спроса определяется отношением количества П потреблённого предмета ко времени Т его потребления, причём, если предмет потреблялся не одним человеком, а несколькими, то это отношение надо ещё разделить на число Ч потребителей.

За единицу счёта времени здесь обязательно при­нимается год, а количество П потребляемого пред­мета определяется детально, как П₀ — П₁, где П₀ есть закупленный запас данного предмета, а П₁ его остаток к концу данного срока Т потребления. Кроме того, для сравнимости между собою разных предметов потребления надо обязательно заменять каждый из этих предметов его денежным экви­валентом, преобразовав предыдущую формулу в:

 

Коэффициент индивидуального потребления в его денежном эквиваленте.

 

Здесь Д_о есть стоимость предмета в золотой мо­нете в начале потребления, а Д₁ — стоимость его остатка при конце потребления.

Эта формула сразу даёт нам ряд откровений.

Покажем на примерах.

1) Пусть семья в четыре человека потребляет в сутки без остатка 1 фунт сахару, денежный эквивалент которого = 20 коп. = 1/5 доли рубля. Тогда

 

Д₀ = 20, Д₁ = 0, Ч = 4, и время потребления Т = 1/365 доля года. Тогда наша формула даёт коэффициент индивидуального потребления сахара

 

К = 18,25 рублей в год на человека.

Сах.

 

 

2) Теперь взглянем на ожерелье с брильянтами в 10.000 руб., висящее на шее светской дамы. Здесь Д₀ = 10.000 руб., Д₁ = 10.000 руб., Ч = 1. Промежуток Т времени, прошедший с того времени, как она его купила себе и до того времени, когда у неё его продали за долги, есть 5 лет. Внесение в нашу последнюю формулу всех этих числовых значений даёт:

 

К = 0,

Ожер.

 

 

т.е. коэффициент К индивидуального потребления этого ожерелья есть нуль, что и понятно: каким оно вышло из магазина, таким и возвратилось в него. Пусть даже магазин при обратной покупке не дал ей прежних 10.000 руб., это не имеет ни­какого значения, так как наши символы Д₀ и Д₁ показывают не рыночную цену, а жизнетратные де­нежные эквиваленты, которые могли уменьшиться лишь ничтожно за время 5 лет употребления оже­релья от стиранья золота и камней и от порчи ху­дожественной отделки.

Что же выходит? Если я съем вдвое больше сахара в год, чем мне нужно для жизни, я отягчу трудящееся человечество, так как кто-то где-то должен восстановить в это время потра­ченный мною запас для того, чтобы сахару хватило всем и в будущем году. А если светская дама носит на себе, как говорят, целое состояние, то она этим никого не отягчает, а только афиширует перед всеми своё легкомыслие.

Этим ожерельем она как бы говорить всем: в моём распоряжении был раньше большой ка­питал в банке, который жил свою жизнью, созидал невидимо для глаз, но видимо для развитого ума новые здания, дороги, увеличивал благосостояние будущих поколений и, благодаря этому, обеспечивал и мою будущую жизнь, давая и мне, и моему мужу, и детям возможность каждый год получать с него и тратить, на что хотим, проценты. Но я заметила в ювелирном магазине целую гору трупов былого, бесполезного человеческого труда в виде этих блестящих камней и золота, и променяла на них и будущее благосо­стояние всей своей семьи, и свою роль в эволюции человеческой культуры, передав её тому ювелиру.

Таков прямой вывод из моей формулы.

И не трудно видеть, что коэффициенты индиви­дуального потребления для всех предметов спроса, различные для каждого их рода, редко соответствуют их рыночной цен. Так, коэффициент этот очень мал, даже близок к нулю, для самых дорогих люстр, картин и разных металлических статуэток и безделушек. Он уже бо­лее для фарфоровой, стеклянной посуды, мебели и подобных хозяйственных предметов, так как они бьются и ломаются, и в среднем имеют свой определённый век, который и нужно подста­влять в формулу под символом Т, и ясно, что чем продолжительнее этот средний век, тем меньше их годичный потребительный эквивалент в жизни.

Точно то же выходит с бельём и одеждой, в коэффициент индивидуального потребления которых должна быть прибавлена ещё величина Д₂, обозна­чающая средние траты на их годичный ремонт, так что формула для этого случая принимаешь вид:

 

Коэффициент индивидуального потребления ремонтируемых предметов.

 

 

Здесь все символы имеют то же значение, как и в предыдущих формулах, только под Д₁, т.е. ценностью остатка от потребления, здесь должна подразумеваться сумма денег, за которую остатки платья и белья проданы старьёвщику.

Коэффициент индивидуального потребления каменных домов (хотя постройка их сравнительно до­рога) может оказаться меньше равновеликих с ними деревянных, требующих более ремонта и менее долговечных. Сумма годичных квартирных плат данного дома, разделённая на число живущих в нём лиц, даёт оценочную величину, всегда более высокую, чем коэффициент индиви­дуального потребления данного здания по отношению к каждому отдельному его жильцу, так как в квартирную плату входят капиталистический процент и всякие налоги, особенно высокие в больших городах.

Отсюда мы видим, что только введением коэффи­циента индивидуального потребления в оценку вреда различных предметов роскоши (т.е. того, на сколь­ко тот или другой род отягчает ежегодный труд работающего человечества) и можно достигнуть пра­вильных и точных представлений об этом предмете.

Роскошь есть ржавчина, особенно охотно пора­жающая скопления больших богатств, застоявших­ся долго в одной фамилии. Она, как и многие виды ржавчины и плесени, принимает нередко очень красивые для вкуса современников формы, вроде дамских кружев, бархатных и шёлковых платьев, быстро сменяемых модой, чтоб увеличить их потребительный эквивалент, уменьшая время Т их употребления. Она менее отяготительна для трудящегося человечества, чем это кажется с первого взгляда, благодаря ничтожному коэффициенту индивидуального потребления наиболее бросающихся в глаза предметов роскоши, и является главным образом великим уравнителем частных богатств, постепенно разъедающим их и переводящим в руки поставщиков предметов роскоши.

Что же касается до других пороков зажиточных классов, вроде азартных игр, биржевой, карточной и др., то они совсем не обременительны для трудящихся масс. Они лишь переводят из­быточные капиталы из одного кармана в другой, что совершенно безразлично для остального челове­чества.

 

ПРИЛОЖЕНИЕ V.

Работа и развлечение. Эволюция человеческой психики, как основа всех изменений общественного строя.

 

Работа, по представлению современного среднего человека, есть подготовка какого-нибудь наслаждения и сама по себе всегда неприятна. Вот почему, когда наслаждаться её результатами приходится не самому, а кому-нибудь другому, то — рассуждая с этой чисто эгоистической точки зрения — вам надо с воспользовавшегося плодами вашей работы по­лучить соответствующий эквивалент, если не больше, его работы.

Но точно ли полезный труд сам по себе всегда неприятен? Этого как будто совсем не должно бы быть.

Ведь во всяком человеческом организме про­исходит постоянный физиологический обмен веществ, в результате которого непрерывно выделяется химическая энергия, которая не может не превращаться, по мире своего возникновения, в какую-нибудь работу, умственную или физическую. Здоровый и нормальный организм требует себе работы и даже не может жить без неё, подобно тому, как неиспорченный локомотив не может не стремиться к движению, пока его топят, и если не дать ему возможности везти вагоны, то вместо полезной работы он будет обращать всю выде­ляющуюся в нем энергию в бесполезный свист и гул своего предохранительного клапана, или сам себя попортит.

Точно так же и человеческий организм, как только он лишит себя нормальной дозы полезного труда, сейчас же будет искать и непременно найдёт себе какое-нибудь бесполезное занятие, назы­ваемое развлечением, будут ли это праздные бесконечные разговоры, непрошеное вмешательство в чужие дела, карточная игра, спорт и т. д.

Такое развлечение не всегда бывает легче полез­ного труда. Игра в футбол или гонки на велосипедах потруднее, например, работы маляра, и однако же в современном обществе едва ли многие пойдут к окружающим домовладельцам просить у них позволения раскрасить безвозмездно их дома, чтоб сделать себе некоторое развлечете от праздности и скуки.

Почему же это?

Не трудно видеть, что причина тут та же, по которой современные люди и воюют друг с другом.

Она заключается в том, что основой психики современного человека всё ещё служит эгоизм и даже конкуренция друг с другом, которая препятствует современному ординарному человеку оказать услугу другому, хотя бы это принесло пользу и его собственному здоровью. Обливаться потом и изнемогать при футболе или в вело­сипедной гонке человеку хочется, чтоб, не оказав при этом никому из окружающих ника­кой реальной пользы, наглядно показать свое пре­имущество над ними. Если он уверен, что в этой игре он от всех отстанет, он не будет охотно участвовать в ней, а только разве по уси­ленной просьбе желающих. Точно так же и во всякой другой современной игре приманкой является всегда желание обыграть других, хотя всякому игроку и ясно, что это доставит его компаньонами, обыкновенно даже приятелям, не только материальный вред, но и огорчение, которое остаётся даже и при простом безденежном проигрыше.

Отсюда мы видим ясно, что причина, по которой современные нам люди отличают труд от развлечения и предпочитают последнее, может дей­ствовать лишь при наличности у них чисто эгоистической психики. На этой психике построена, как на незыблемом фундаменте, и вся теория современного народного хозяйства, и вся его практика.

И стремление рабочих поменьше работать, когда продукты их труда не целиком к ним поступают, и стремление капиталистов побольше полу­чить продукта чужого труда в своё распоряжение, и даже самоё учение об эквивалентном обмене продуктов труда в народном хозяйстве, всё это зиждется на наличности эгоистической психики, и само собой рухнет, как только медленное, но непрерывное развитие человеческой души переведет человечество в грядущем к высшей, альтру­истической психике.

Ведь когда вы искренно любите кого-нибудь, разве для вас не удовольствие сделать для него что-нибудь без всякого вознаграждения? Разве мыслитель, или ученый, или истинный друг чело­вечества работает только для денег? Разве не терпит он часто, вместо материального или какого другого эквивалента, только гонения и лишения? Разве не просиживает он целые ночи в поисках истины и справедливости не для одного себя, но и для всех людей, сожалея только об одном, что в сутках не больше 24 часов? И придёт ли ему даже в голову требовать обязательного ограничения времени своего труда восьмичасовым рабочим днем и запрещения себе работать по праздникам? Вы сами видите, что он всеми силами будет сопротивляться таким ограничениям и это только потому, что любит свой труд, любит лю­дей и понимает пользу своего труда для них.

Здесь мы уже видим случай перехода душевно и интеллектуально развитого трудящегося человека на высшую ступень эволюции человеческой души, и мы, действительно, видим, что все основы современного общественного хозяйства для него более совершенно не существуют. Его высшая психика перестала различать работу от развлечения и наслаждения, перестала видеть разницу между своей пользой и пользой других, ему хочется работать как можно более, а не как можно менее. А что он работает в этом случае не столько для себя, сколько для других, ясно из того, что он не только не стремится скрыть своих открытий от окружающих, но, наоборот, остаётся неудовлетворённым, пока не сделает плоды своих трудов, путём печати, всеобщим достоянием.

Не будет ли когда-нибудь того же самого и со всеми другими людьми? Ведь все отрасли полезной человеческой деятельности одинаково нужны для человечества, а потому и у сознательного камен­щика или земледельца может возникнуть такое же желание работать как можно лучше и как можно больше, независимо от того, что плодами его работы будут пользоваться другие.

Итак, все вышеприведенные законы, относитель­но рыночных цен, эквивалентного обмена, не явля­ются абсолютными законами всякого общественного хозяйства, а только законами того периода умствен­ной, моральной, а с ними и гражданской эволюции человечества, когда в душе большинства его представителей ещё не выработалось действитель­ной, а потому и действующей любви к своему ближнему, и сознания, что всякий другой человек есть лишь повторение в иной физической оболочке его собственного "я".

Но это сознание с каждым веком вырабатывается в людях, а вместе, с тем вырабатывается в их душах и эта действительная и действующая любовь к человечеству. Эгоизм постепенно истребляет сам себя войнами¹⁾ и другими враж­дебными действиями, обусловливающими гибель и вырождение лиц и народов, стоящих на эгоисти­ческой стадии психической эволюции, верным признаком которой является низшая ступень развития гражданственности и образованности.

(¹⁾ См. мою книгу "На Войне". Изд. Б. С. Бычковского, Петроград. 1916 г.)

 

ПРИЛОЖЕНИЕ VI.

Спекуляция.

 

В предыдущем изложении я не раз останавли­вался на том, что вся современная теория торгового обмена, вся его практика и самоё представление о товарном эквиваленте, основаны на налич­ности у большинства современных людей чисто эгоистической психики, и что современный эконо­мический строй может существовать лишь до тех пор, пока эта низшая психика не сменилась новой, высшей, альтруистической психикой, уже нарожда­ющейся в душах наиболее развитых представи­телей современного человечества.

Эгоистическая же психика, в основе которой лежит девиз "меньше дать и больше взять", при­водит постоянно и неизменно в местностях, пораженных общественными бедствиями, к чрезвы­чайно болезненным явлениям, вплоть до настоящего легального и нелегального грабительства друг друга. В осаждённых городах или таких, которым грозит вторжение неприятеля и пути сообщения расстроились, эти болезненные явления проявляются особенно резко, напоминая собою состояние орга­низма в лихорадке или горячке.

В последний день съезда представителей биржевой торговли, бывшего в Петрограде в конце апреля, об этом лихорадочном состоянии особенно много говорили. Вот как представляется оно с точки зрения крупных биржевых торгов­цев в изложены С. Любоша ("Современное Слово", 1 мая 1916 г.).

"Всю вину за дороговизну и хозяйственную разруху начальство охотно взваливает на торговцев, против торговцев настроены и обыватели и широкие демократические массы и пред этим настроением и возможными его последствиями охватывает жуть.

Элементарная, обывательская экономическая мысль ведь рассуждает чрезвычайно упрощенно:

В дороговизне и в хозяйственной разрухе, от которых так тяжко приходится всем, виновна недобросовестная спекуляция.

И при этом забывает о том, что при здоровых и нормальных условиях спекуляция не мо­жет принять угрожающих размеров, что спекуляция и возникает на почве всяких расстройств производства, транспортирования и обмена.

Забывают, что не спекуляция создает дорого­визну, а, наоборот, дороговизна питает спекуляцию.

Стремление к наживе, возможно большей прибыли есть основное свойство торговли.

Только при нормальных условиях оно умиряется условиями спроса и предложения и взаимной конкуренцией. Только разруха, которая нарушает и обмен и соотношение между спросом и предложением, создаёт благоприятную почву для спекуляции.

Спекуляция — лишь внешний симптом хозяйственного недомогания, и ждать от торговцев воздержания от спекуляции во имя каких-то альтруистических чувств было бы наивно.

Серьёзные основы торговли, установленная умеренная и верная прибыль —всё это возможно в нормальных условиях, когда торговля может рассчитывать, учитывать и предвидеть.

Когда же, вследствие нарушения всех основ тор­говой деятельности, торговля превращается в скачки с препятствиями, в азартную игру, в которой все зависит от не учитываемых случайностей, тогда неизбежно являются и грабительство и мародерство, и хищничество, и обирательство. И никакими репрессиями, никакими увещаниями одолеть этого нельзя.

Единственное, что может внести некоторый порядок в создавшийся хаос, это широкие меры государственно-общественного характера.

Всероссийские городской и земской союзы, военно-промышленные комитеты многое сделали в этом направлении в тех областях снабжения и распределения, в которых они работают.

Но там, где всё во власти случая и хаоса, там разыгрываются и вакханалия грабительства, и азарт, и все последствия дезорганизации"...

Таковы печальные результаты преобладания эгои­стической психики в современных поколениях человечества над психикой альтруистической: война, спекуляция, грабеж населения безответственными...

Однако спекуляцией, как показывает преды­дущее изложение, можно объяснить только местные эксцессы современного поднятия цен, когда они вздуваются больше, чем в три раза.

Обычное же всеобщее поднятие цен до трёх раз выше тех, какие были до войны — совсем не спекуляция, а естественный и неизбежный результат неумеренного печатания государственным банком бумажных денег в первый год войны.

 

ПРИЛОЖЕНИЕ VII.

Милитаризм и социализм.

 

Социализм, как и христ1анство, является по своей идеологии противником милитаризма. Но если он и восторжествует в сфере экономических отношений, то не будет ли он так же бессилен прекратить войны, как и христианство? — спрашивают многие теперь, и участие социалистов в современной войне даёт, по-видимому, положительный ответ на это.

Войны вызываются патриотизмом, как вторичным последствием преобладания эгоизма над альтруизмом в большинстве современных людей, и не могут окончиться, пока не прекратится это преобладание, или пока одно какое-либо милитари­стическое государство не покорить всех остальных, но и тогда внутри покорённых народов, если они имеют свои национальные особенности, останется стремление начать внутреннюю войну против нации покорительницы.

Однако не сможет ли социализм, если не прекра­тить сразу, то хотя бы содействовать постепенному исчезновению националистических чувств, подни­мая человеческую душу на высшую степень эволюции, ведущую к космополитизму? Но, ведь, социализм и сам может быть осуществлён в полном объёме лишь тогда, когда человечество во всей своей массе, хотя на половину поднимется на эту высшую ступень, а до тех пор социалисты, как и христиане, будут дети своих народов, и будут участвовать в войнах всякий раз, как увидят опасность быть покорёнными чужим народом, особенно, если будут считать его на низ­шей стадии гражданского и умственного развитая.

Значит, лучшее средство прекратить войны — это содействовать уравнению всех народов в гражданском и умственном отношении и, конечно, не низведением передовых народов на исторически от­сталые и потому низшие ступени гражданственности, а, наоборот, усиленным международным подъёмом наиболее отсталых народов на высшие ступени, подобно тому, как, взбираясь на высокую гору, наиболее сильные и ушедшие вверх путе­шественники поворачиваются назад, чтоб протя­нуть руку помощи отставшим и ослабевшим товарищам.

…………..

…………..

…………..

(Ниже и до следующих отточий приведён текст из рукописи Н.А. Морозова "Как прекратить вздорожание жизни?", изъятый цензурой на стр.117 книги, вышедшей в I91б году. Этот текст был заменён в издании 1916 год десятью строчками многоточий.)

 

Социализм как предвестник республикан­ских начал в созидании отдельных хозяйств является принципиально республиканским и в созидании гражданского строя народной жизни, иначе в нём самом заключалось бы непримири­мое противоречие.

В этом последнем пункте он сходится и с обычными новейшими демократическими и рес­публиканскими партиями всего цивилизованно­го мира, считающими современное поколение человечества способным, однако, к осущест­влению республиканского строя только в гра­жданской сфере, но не в экономической. В этом же заключается и причина обычно­го противодействия развитию социализма со стороны правительств монархических государ­ств.

Милитаризм, наоборот, есть естествен­ный защитник монархических начал как в гражданском, так и в экономическом строе. Основанный на принципе иерархического подчинения многочисленных нижних чинов высшим и, в конце концов, единому верховному вождю армии, он не может быть сторон­ником развития республиканских начал и в экономической жизни. В этом причина его пышного развития в монархических странах и относительной сла­бости в странах республиканских, которые без сомненья и совсем отказались бы от него, вступив в федеративные союзы друг с другом, если бы страх завоевания со сто­роны соседних монархий не заставлял респу­блики удерживать милитаризм и у себя.

…………..

…………..

…………..

Однако, хотя социализм и милитаризм и явля­ются двумя чуждыми друг другу силами, но обе эти силы ведут человечество к одной конечной цели — объединению, хотя и в двух различных формах. Социализм, вместе с радикальными пар­иями, стремится объединить все народы добровольно, на федеративных республиканских началах, милитаризм — сделать то же самое на началах иерархических. Конечный идеал социалиста — всё соеди­нить и граждански уравнять; конечный идеал истинного милитариста — всё завоевать и подчинить своему верховному вождю.

В настояний момент мы переживаем величай­шую из всех попыток милитаризма осуществить эту свою конечную цель: дать германскому импера­тору гегемонию, неоспариваемую никем, над всеми остальными монархами, и обеспечить постепенное низведете их в такое же подчинённое состояние, в каком находятся низшие монархи в Германской империи. А в желании противодействовать чьей бы то ни было гегемонии в общечеловеческой гра­жданской жизни на земле заключается причина и того, что многие социалисты не германских стран, интернационализм которых вне подозрения, забыв его на время, добровольно сражаются в рядах противогерманской коалиции как в республиканской французской, так и в союзных с ней монархических армиях.

Но каков бы ни был конечный результат этой небывалой в истории человечества войны, та страш­ная боль, долго неисцелимые чудовищные раны и огромные экономические потрясения, которые она принесла и ещё принесёт всему современному и подрастающему поколению цивилизованных стран, заставят, наконец, оставшихся после неё в живых пересмотреть заново уже давно поднимавшийся друзьями человечества вопрос: целесообразно ли дальнейшее продолжение милитаристического строя в международной жизни, и не лучше ли поскорее перейти, как в Северной Америке, к федерализму, не ожидая повторения обрушившейся на наши головы катастрофы через несколько десятков лет?

 

К о н е ц.

 

Законы экономических соотношений.

Истинная потребительная стоимость предмета прямо пропорциональна его рыночной цене без прибавочной стоимости и обратно пропорциональна времени его полезного существования и числу пользующихся им лиц /основной закон/.

Добавочная стоимость предмета при капиталистическом строе не целиком поглощается ка­питалистами на себя, а идёт главным образом на экономическую эволюцию человеческого рода.

(Из текста "Повестей моей жизни" издания 1918 г. / т.3, стр. 175-176 / и издания 1933 г. / т.З,стр.220-221/.)

 

Истинная потребительная стоимость долго­вечных предметов необходимости или роскоши (например, каменных жилищ, мебели, вилок, ложек, драгоценных камней, картин, статуй) вообще говоря, ничтожна. Велика только потребительная стоимость краткосрочных пред­метов (съестных припасов, быстро носящейся одежды и белья) или предметов, требующих по­стоянного ремонта...

(там же, стр. 176-177 и 222.)

38